Внутренний порок - Томас Пинчон

Потребовалось много корчей, мышечного напряжения и чуть ли не стоек на голове, чтобы хоть одна такая прокладка просто выпала из кармана, но Доку в конце концов удалось выбраться из наручников, со скрипом сползти с кровати и оглядеться. Смотреть было особо не на что. Дверь не предназначалась для открывания изнутри, а ломать её было нечем. Док подвинул складной стул под светильник на потолке, встал на него и вывинтил лампочку. Всё стало очень темно. Когда ему наконец удалось слезть со стула, его вовсю трепал некий обратный кадр, вероятно — после слоновьей дозы, которую ему вкатили. Он видел старые знакомые лица, словно духовных проводников, посланных его выручить: Дэгвуд и мистер Дизерз, Багз и Иосемитский Сэм, Пучеглаз и Блуто неистово кружились в густо насыщенных зеленью и пурпуром тучах пыли, — и Док на полторы секунды понял, что принадлежит древней и единственной на свете традиции боевых искусств, в которой сопротивление власти, усмирение наёмных стрелков и защита чести своей старушки — всё это примерно одно и то же.

За дверью он услышал шорох, но там не разговаривали. Пятьдесят на пятьдесят, что Шайб один. Док придержал один браслет наручников, другой оставил болтаться и подождал. Едва Шайб приотворил дверь настолько, чтобы осознать тьму внутри, и не успел вымолвить «ох ты ж», как Док на него кинулся, замолотил туда-сюда по голове свободным браслетом, ногой двинул его по коленке, чтоб рухнул, а потом навалился сверху, поддавшись ярости, коя, как Док понимал, даст ему равновесие, необходимое, чтобы из всего этого выскользнуть, схватил Шайба за голову и почти беззвучно колотил и колотил ею по мраморному порожку, пока всё вокруг не стало слишком склизким от крови.

Шайб выронил поднос с ложкой, иглой и шприцем на нём, но ничего не сломалось.

— Хорошо. Тогда вот тебе. — Док обшарил его карманы, вытащил свой револьвер, кольцо ключей и пачку курева, зажигалку — жадный говнюк даже про это наврал, — после чего, прислушиваясь, не идёт ли Адриан, тщательно подогрел дозу героина, набрал в машину и, не обеспокоившись выпустить воздух, вогнал жало в шею Шайба, туда, где, по его представлениям, должна проходить яремная вена, поршень довёл до упора, сковал Шайбу руки, если вдруг придёт в себя, подхватил сандалии и выскользнул в коридор. Похоже, пусто. Он закурил Шайбову тюремную с ментолом, осторожно затянулся — не подсыпали ли ангельской пыли и сюда, — и, ориентируясь по шуму прибоя, двинулся от него подальше в надежде, что там окажется улица.

— Шайб? — В конце вестибюля стоял Адриан с пистолетом в руке, и Док нырнул прочь, едва тот его поднял и выстрелил. Пуля отскочила от гигантского соска вьетнамского гонга, висевшего поблизости. Нота, чистая и колокольная, наполнила весь дом. Док оказался в обширном внутреннем патио, ведшем в комнату с заглублённым уголком для бесед и венецианским окном, закрытом портьерами. Сквозь щели пробивалось немного позднего света с океана. Что-то видно, но едва-едва. Док скользнул в комнату и закатился за тахту, снял сандалию и кинул обратно, Адриану. В ответ из патио выстрелили. Комната осветилась вспышкой. Гонг до сих пор гудел. Док скорее почувствовал, чем услышал, как к нему подкрадывается Адриан. Дождался, пока точно не увидел плотный лоскут движущейся тени, поймал в прицел и выстрелил, тут же откатившись в сторону, а фигура провалилась, как марка с кислотой в пасть Времени. После этого уже не стреляли. Док выждал пять минут, может, десять, пока до него откуда-то из длинной невидимой комнаты не донёсся плач.

— Это ты, Адриан?

— Я, блядь, фарш мясной, — всхлипнул тот. — Ох блядь…

— Я тебя подстрелил? — осведомился Док.

— Ты меня подстрелил.

— Надеюсь, смертельно?

— Похоже на то.

— Как мне в этом убедиться?

— Может, в новостях в одиннадцать покажут, засранец.

— Сиди на месте, попробуй не загнуться, я сообщу.

Док отправился искать телефон. Никто вроде бы в него не стрелял. Он как раз вызывал «скорую», когда с этажа ниже донеслись шумы какой-то деятельности — наверно, из гаража, догадался он. Док нашёл какую-то лестницу и осторожно сполз вниз посмотреть.

Из багажника «линколна-континентала» деловито выгружал двадцатикилограммовый пакет Йети Бьёрнсен, оглядевший Дока без удивления.

— Ты с ними нормально справился? Я могу чем-то…

— Ты меня, блядь, подставил, Йети, что такое, у тебя кишка тонка самому это сделать?

— Ну извини. Я и так в говне по шею лично с капитаном, а тебя видел в тире.

— А это там у тебя то, что я думаю, это и есть?

Краткий такт — словно слипшийся ком снега высоко на горном склоне дожидался разрешения сойти лавиной. Йети пожал плечами.

— Ну… это только один. Есть ещё. На улики хватит.

— А-га, а тот, что ты сейчас берёшь, на улице стоит больше, чем легавые, по-твоему, умеют сосчитать. Йети, Йети, я видел это кино, чувак, и, насколько мне помнится, тот персонаж плохо кончает.

— У меня обязательства.

Ворота были открыты. Йети перенёс пакет к «импале» 65-го года, запаркованной на въезде в гараж, отщёлкнул багажник и сунул пакет внутрь.

— Чувак, ты тут у «Золотого Клыка» тыришь. Компания до ебанатизма зловещая, если припоминаешь, они как-то вечером в Бел-Эйре замочили одного из своих членов совета?

— Это, разумеется, если верить твоей собственной бредовой системе. Мы же в Отделе в настоящее время больше сосредоточены на списке Разъярённых Мужей, надо признать, значительной длины. Тебя подвезти?

— Не-е, знаешь чего, ну его нахуй… вообще-то ну тебя нахуй, я и пешком пройдусь. — Он развернулся и пошёл.

— Ууу, — выдал Йети. — Чувствительный.

Док не останавливался. Солнце только что закатилось, над краем света угасало зловещее зарево. По ходу, он начал подмечать в этом отрезке оштукатуренных бунгало и пляжных хижин нечто всё более знакомое, и немного погодя вспомнил, что это Гаммо-Маркс-Магистраль, где, согласно досье, которое ему дала посмотреть Пенни, у Адриана имелся дом, где подстрелили напарника Йети. Главная артерия для импульсивных и уже брошенных, шла в гору, что бы там кому ни рассказывал их учитель геометрии, в обе стороны. Кто знал, сколько раз бывал тут Йети после смерти напарника? И в до чего беспомощном градусе страсти?

Док подавил в себе порыв обернуться. Пусть Йети обстряпывает свои делишки. До автобусной остановки тут должно быть не больше пары миль, а Доку нужно размяться. Он слышал шелест ветра в кронах пальм и мерный бит прибоя. Время от времени мимо проносилась машина — ещё по каким-то неблагодарным своим делам, иногда со включённым радио, иногда бибикая Доку за то, что пешеход. Вскоре он засёк разукрашенный сёрферский коттедж через дорогу, перед ним стоял катафалк «кадиллак» 59-го года — стёкла зачернённые, хром, насколько Док сумел разглядеть, непреклонно отреставрирован до подлинности, а там, где раньше катали жмуров, лежала пара длинных досок. Он подошёл посмотреть.

Тут же что-то мелькнуло на краю его поля зрения — такое видишь в домах, которым полагается быть брошенными. Он нырнул за катафалк, заодно доставая «смит», а из конуса под уличным фонарём впереди возник Адриан Пруссия.