Демон Максвелла - Кен Кизи

Вуфнер: Неважно. А теперь представьте, что я это вы, а вы это змея. Как вы по мне ползете?

Билл: По вашей ноге. Но мне не нравится быть змеей.

Вуфнер: Но это же ваш сон, вы его породили.

Билл: Ладно. Я — змея. Я ползу. На моем пути нога. И я через нее переползаю...

Вуфнер:Через ногу?

Билл: Какая разница? Может, это камень. Не важно.

Вуфнер: Не важно?

Билл: Это же что-то бесчувственное. Какая разница, когда переползаешь через бесчувственные вещи?

Вуфнер: Скажите это группе.

Билл: Я не считаю группу бесчувственными людьми.

Вуфнер: Однако считаете бесчувственной ногу.

Билл: Я так не считаю. Это змея так считает.

Вуфнер: Так вы не змея?

Билл: Нет.

Вуфнер: Скажите это нам. Я не змея, я не?..

Билл: Я не... отвратительный. Я не ядовитый, я не хладнокровный.

Вуфнер: Теперь скажите это о Билле.

Билл: Билл не ядовитый, не хладнокровный...

Вуфнер: Поменяемся ролями. Поговорите со змеей.

Билл: Зачем ты по мне ползаешь, змея?

Вуфнер: Снова поменяйтесь и ответьте.

Билл: Потому что ты ничего не значишь. Ты — ничто.

— Я много значу!

— Да? Кто это сказал?

— Все говорят. Я очень много значу для людей. (Смеется и снова погружается в роль.) Капитан Билл — пожарник. Это тебе не хухры-мухры.

Вуфнер (голосом змеи): Правда? Тогда почему же у тебя такая холодная нога? (Смех.)

Билл: Потому что она находится слишком далеко от головы. (Снова смех.) Кажется, я понимаю, к чему вы клоните, доктор; конечно, моя нога тоже очень важна. Это ведь тоже я...

Вуфнер: Пусть это скажет змея.

Билл: А? Нога очень важна.

Вуфнер: А теперь поменяйтесь ролями и выразите свое почтение миссис Змее. Она важна?

Билл: Я думаю, вы тоже очень важны, миссис Змея, на какой-то ступени великой лестницы мироздания. Вы управляете поголовьем грызунов, мышей, насекомых и... других мелких тварей.

Вуфнер: Пусть змея тоже выразит свое почтение капитану Биллу.

Билл: Я признаю, вы тоже очень важны, капитан Билл.

Вуфнер: А откуда вы узнали, что он важен?

Билл: Ну... он сам мне сказал об этом.

Вуфнер: И все? Разве капитан Билл, стоя на большой лестнице, не управляет другими мелкими созданиями?

Билл: Кто-то ведь должен говорить им, что надо делать?

Вуфнер: «Им» — это кому?

Билл: Ну тем, кто работает у насосов и со шлангами... вокруг же дым.

Вуфнер: Понимаю. А как же эти мелкие создания различают вас в этом дыму, капитан Билл? Как они понимают, что вы от них хотите?

Билл: Они меня различают... по моей каске. И всему костюму. Капитанам выдают специальную униформу с полосами на куртке и сапогах. А на каске изображен щит, понимаете...

Вуфнер: Так вот в чем дело! Это же фашистское обмундирование — щит, каска, сапоги. Миссис Змея, похоже, вам надо рассказать капитану Биллу о том, как сбрасывают кожу. Расскажите ему.

Билл: Ну... я... расту. Кожа становится все теснее и теснее и наконец лопается на спине, и тогда я из нее выползаю. Это больно. Это больно, но необходимо, если хочешь... стоп! Я понял! Если хочешь вырасти! Я понял, о чем вы, доктор! Вырасти из моей брони, даже если это будет больно. Ну что ж, если надо, я потерплю.

Вуфнер: Кто умеет терпеть боль?

Билл: Билл. Я думаю, мне хватит сил, чтобы перенести унижение. Я всегда считал — если у человека сильное «Я», он может...

Вуфнер: Ах-ах-ах! Никогда не надо сплетничать об отсутствующих, особенно когда это вы сами. Уж не говоря о том, что когда вы будете писать слово «я», рекомендую вам писать его с маленькой буквы. Заглавное «Я» это такой же миф, как вечный двигатель.

И последнее, Билл. Может, вы согласитесь объяснить нам, что там (указывает пальцем в пустое пространство, от которого Билл не отрывает своего задумчивого взгляда) такого важного, что мешает вам смотреть сюда? (Дотрагивается пальцем до своего пронзительно-голубого глаза, надавливая на нижнее веко до тех пор, пока глазное яблоко чуть не вываливается наружу.)

Билл: Простите.

Вуфнер: Вы вернулись? Это хорошо. Вы чувствуете разницу? Это покалывание? Да? То, что вы ощущаете, и есть дао. Когда вы исчезаете отсюда, вы становитесь раздвоенным, как раздвоенный человек Кьеркегора или человек из ниоткуда «Битлз». Вы становитесь ничем, вы теряете какое бы то ни было значение, какую бы вы ни носили униформу, и не надо ссылаться на общественное мнение и пользу. А теперь все. Ваше время истекло.

Многие психиатры считают манеру доктора Вуфнера слишком саркастичной и язвительной. Однако, когда после занятий он удаляется в бассейн со своими лучшими учениками, его отношение к окружающим становится более чем язвительным. В поисках лишнего жирка он пользуется насмешкой как гарпуном и сарказмом как разделочным ножом.

— Ну? — произносит он и еще больше погружается в воду. — Кажется, детки интересуются законом бутылированной термодинамики? — Он переводит свой проницательный взгляд с лица на лицо, но я чувствую, что он обращается ко мне. — Тогда, наверное, вас заинтересует и мелкий бес, обитающий в этом сосуде, — демон Максвелла. Прошу прощения, голубушка...

И он сталкивает секретаршу с колен, а когда она, отплевываясь, всплывает на поверхность, отечески похлопывает ее по плечу:

— ... не передашь ли мне брюки?

Она беззвучно повинуется, точно так же, как сделала это несколько часов тому назад, когда он попросил ее остаться и не уезжать с общественным защитником из Омахи, с которым она приехала. Доктор вытирает полотенцем руку, залезает в карман брюк, достает оттуда чековую книжку и шариковую ручку и, кряхтя, перебирается вдоль скользкого поребрика к самой ярко горящей свече.

— Около ста лет тому назад жил да был один английский физик, которого звали Джеймс Кларк Максвелл. И его тоже очень интересовала энтропия. Будучи физиком, он испытывал огромную любовь к чудесам нашей материальной вселенной, и ему казалось слишком жестоким, что все тикающее, жужжащее, вращающееся и дышащее рано или поздно обречено остановиться и погибнуть. Неужто нет никакого спасения от такой несправедливости? Этот вопрос мучил его, а он, в свою очередь, с упорством английского бульдога впивался в него зубами. И наконец ему показалось, что он нашел решение, что он обманул один из самых трагических законов мироздания. Вот что он изобрел.