Черноморский флот в трех войнах и трех революциях - Александр Широкорад

По результатам обследования предложена разделка на месте взрывами на части и подъем на стенку плавкраном. Но взрывы около правительственных аэродрома, дома отдыха и пляжа были невозможны. Затопленный лайнер-бомбу приказали поднять и затопить подальше в море. Работу поручили ЭОН-35 (экспедиция подводных работ особого назначения), занимавшейся здесь же разделкой на металл корпуса погибшего линкора «Новороссийск». В период 18—20 декабря 1956 года части корпуса «Грузии» были вновь обследованы флотскими водолазами, которые подняли на поверхность образцы боеприпасов для анализа. Эксперты артуправления флота их идентифицировали, установив, что в первом трюме найдены 130-мм заряды в пеналах, во втором трюме — различные осколочно-фугасные снаряды, в третьем трюме — 45-мм патроны и неидентифицированные боеприпасы. В районе бывшего четвертого и почтово-багажного трюмов найдены осколочные мины калибром 82 мм и 50 мм. Все виды боеприпасов после 14-летнего нахождения в воде пришли в негодность, но сохранили способность к детонации. Дробить корпус взрывами оказалось опасно, и оставалось лишь вновь поднять «Грузию» понтонами и увести для затопления на больших глубинах. Проект подъема многострадального теплохода разработали командир ЭОН-35 инженер-подполковник Э. Лейбович, инженер-подполковник Г. Чикин и инженер-майор В. Елин. Сами же работы по подъему остатков лайнера начались только в 1959 году. Неожиданностью оказалось наличие на грунте артиллерийских снарядов с отравляющими веществами типа «иприт» или «люизит», вызывавших при подъеме на поверхность характерные ожоги и язвы. При работах у борта «Грузии» в 1953—1954 годах водолазы неоднократно обнаруживали химические авиабомбы различных калибров. Объяснить их наличие на борту «Грузии» не смогли, хотя и бытовала версия, что с помощью боевых отравляющих вещество командование флота хотело остановить германское наступление на Севастополь во время последнего штурма города»{133}.

Химическое вооружение Красной Армии и особенно флота было всегда совсекретно. Официальные военные историки старательно обходят эту тему. Лишь Золотарев и Козлов упомянули{134}, что к 1941 г. на флотских складах только химического артиллерийского боезапаса хранилось 554 вагона (!), из чего следует, что в Севастополе к 22 июня было не менее 200 вагонов химических выстрелов.

Поводом для применения ОВ в Крыму могло стать использование немцами отравляющих газов в каменоломнях в районе Керчи. Так, «24 мая против подземного гарнизона противник применил отравляющие газы, которые пускал в течение трех дней. В воспоминаниях начальника рации Центральных каменоломен Ф.Ф. Казначеева сказано, что он передал в эфир: “Всем! Всем! Всем! Всем народам Советского Союза! Мы, защитники обороны Керчи, задыхаемся от газа, умираем, но в плен не сдаемся! Ягунов”»{135}. После первой газовой атаки решили оставаться на месте, строить специальные газовые убежища, продолжать борьбу.

Противник применял газы неоднократно на протяжении всей обороны Аджимушкая. Ф. Гальдер свидетельствует об их применении 13 июня 1942 г.: «Генерал Окснер: Доклад об участии химических войск в боях за Керчь»{136}.

О химических боеприпасах на теплоходе «Грузия» писал не только В.В. Костриченко. Вот цитата из статьи В. Колычева и И. Восипчука «Слухи о подводных свалках химического оружия в Черном море подтвердились», опубликованной в крымской газете «Факты» в марте 2000 г. В статье говорится, что при попытке извлечь из «Грузии» снаряды «у матросов на коже появились язвы, характерные для поражения ипритом. «Известия» и «Слава Севастополя» ссылаются на воспоминания капитана 1-го ранга Николая Рыбалко, который в 1938—1945 гг. был флагманским химиком Черноморского флота. Эти воспоминания хранятся в фондах музея «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.».

Николай Рыбалко, приводя многочисленные подробности, пишет о том, что осенью 1941 года «на аэродромы Крыма были поданы боевые химвещества для удара по врагу». В августе — сентябре возникла реальная опасность прорыва гитлеровцев в степной Крым, и «химию» надо было срочно вывезти. Но в начале января 1942 г. пришло сообщение из Ставки Верховного главнокомандующего о возможном применении противником боевых отравляющих веществ, и командование Черноморского флота приняло решение “не эвакуировать те небольшие количества боевых ОВ, которые еще оставались”».

Так что можно предположить, что в июне 1942 г. советское командование, чтобы спасти Севастополь, было готово применить против 11-й армии химическое оружие, но гибель «Грузии» и, возможно, иные обстоятельства заставили отказаться от проведения этой операции.

Перед сдачей города в период 27—29 июня 1942 г. химические боеприпасы в ночное время доставлялись из хранилищ Юхариной балки в бухту Казачья, где грузились на шхуну «Папанинец», на которой затем вывозились в открытое море неподалеку от бухты, где сбрасывались за борт. Глубина сброса была не менее 50 м. При этом иприт и люизит, которыми заправлялись химические бомбы, хранились в то время в бочках типа Л-100. «В 80-е недалеко от Казачьей бухты водолазы нашли бочку типа Л-100 и вытащили на берег. В ней обнаружили маслянистую жидкость, пахнущую геранью. Лабораторный анализ показал, что в бочке отечественного производства находится люизит, боевое отравляющее вещество»{137}.

А теперь вернемся к уже знакомому нам лайнеру «Сванетия». Это был вполне современный пассажирский лайнер, построенный в 1937 г. в Дании для СССР. На «Сванетии» впервые в советском торговом флоте имелись каюты класса «люкс». Водоизмещение лайнера составляло 5500 т. Два дизеля общей мощностью 4200 л.с. позволяли ему развивать скорость 16,5 узла. После восьмимесячного стояния в Стамбуле 23 февраля 1942 г. лайнер прибыл в Поти. Вскоре «Сванетию» переоборудовали в санитарный транспорт, но при этом вооружили пятью 45-мм пушками 21К и двумя 12,7-мм пулеметами ДШК.

16 апреля в Севастополе на «Сванетию» погрузили 221 раненого, 358 человек из 40-й кавалерийской дивизии, 60 жителей города и 65 летчиков, следовавших для получения новых самолетов. В тот же день в 21 ч 20 мин лайнер в охранении эсминца «Бдительный» вышел из гавани и двинулся в Новороссийск. На следующий день в 7 ч 24 мин наши корабли, прошедшие уже примерно полпути до Новороссийска, были обнаружены вражеским самолетом-разведчиком.

В 11 ч 00 мин 17 апреля «Сванетия» была безрезультатно атакована одиночным бомбардировщиком Ju-88. В 14 ч 00 мин лайнер подвергся атаке уже восьми самолетов Не-111 и четырех Ju-88, которые сбросили до 50 бомб и несколько торпед. От сброшенных бомб и торпед транспорт уклонился маневрированием, повреждения были невелики.

В 15 ч 55 мин в атаку на транспорт с обоих бортов вышли девять Не-111, которые сбросили шесть торпед, две из которых попали в носовую часть судна. Возник дифферент на нос. С целью уменьшения нагрузки на носовые переборки командир транспорта приказал дать полный ход назад. Через некоторое время командир БЧ-5 (механической боевой части) доложил о том, что у главных двигателей греются подшипники, из картера двигателей идет дым, потекли крышки цилиндров. Командир приказал остановить машины. Напором воды были разрушены подкрепления переборок. Судно стало погружаться с креном на левый борт и дифферентом на нос. Из 18 имевшихся на борту шлюпок успели спустить на воду лишь пять, три из которых были накрыты корпусом тонущего судна. Не уместившиеся в шлюпках люди бросались за борт в спасательных жилетах и без них.