Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах - Николас Шэксон

Джон Кристенсен, в прошлом экономический советник на Джерси, а сегодня борец против офшоров, рассказывает, что, вернувшись на родной остров в 1986 году после работы за рубежом в качестве специалиста по развитию, он столкнулся с проявлениями крайне правых настроений. В тот год в лондонском Сити произошел «Большой взрыв» дерегулирования финансовой деятельности, и Кристенсен обнаружил крайнее возбуждение, царившее в офшорах. В красивой столице Джерси Сент-Хелире рушили старинные дома, лавки сувениров и купеческие склады. На их месте спешно строили банки, офисные кварталы, парковки для автомобилей и бары. Кристенсен зашел в агентство трудоустройства, где ему сказали, что он может получить любую работу, какую захочет. На следующий день ему прислали три предложения.

Он начал работать в бухгалтерской фирме, обслуживавшей не менее ста пятидесяти частных клиентов. Фирма занималась повторным выставлением счетов-фактур. Эту практику я уже описывал, сводится она к следующему: партнеры по торговой сделке договариваются о цене, а затем в официальных документах показывают другую цену, чтобы тайно перевести деньги за границу. Установить, насколько много денег переводят с помощью этого приема, чертовски трудно. По оценкам организации Global Financial Integrity, ежегодно из развивающихся стран с помощью только этого приема выводят около 100 миллиардов долларов. Указанная сумма приблизительно равна объему помощи, которую богатые страны оказывают развивающимся. Кристенсен говорил: «Эти данные характеризуют утечки капитала, перемещения капитала и уклонение от налогов – всех действительно грязных денег». Я видел, как эта грязь поступает ежедневно». Бухгалтерская фирма сообщала свой телефонный номер, бланк, номер банковского счета и придавала делу глянец крайней британской солидности и респектабельности.

В этой фирме Кристенсен проработал двадцать месяцев, занимаясь в основном клиентами из стран, исторически связанных с Великобританией, в том числе из Южной Африки. Работа с клиентами из этой страны в значительной мере сводилась к обходу санкций, которые мировое сообщество применяло к режиму апартеида. Кроме того, Кристенсен работал с клиентами из Нигерии, Кении, Уганды и Ирана. Он рассказывает: «Я был инсайдером и мог систематически работать с сотнями клиентских файлов. Постепенно я сумел собрать всю головоломку. Получалось примерно так: “Ага, так этот клиент – политик, скрывающий свою подлинную личность”. И так далее». Кристенсен узнал, что весьма высокопоставленный правый французский политик использует свое влияние, чтобы обеспечить застройщикам-девелоперам планируемое разрешение на проведение ряда сделок с недвижимостью по всей Франции. Связи этого политика с Джерси означали, что во Франции никто не узнает его подлинного лица. В целом, по словам Кристенсена, младшие работники офшорных фирм понятия не имеют, чем они на самом деле занимаются, ибо распределение сделок и информации по разным юрисдикциям позволяет надежно спрятать следы: «При беглом просмотре файлов такой информации не получаешь. Я раздобыл имя этого господина, связавшись с офисом во Франции. Там-то мне и назвали его, когда я сказал: “Мне надо поговорить об этом с сенатором”. Если вы проработаете в такой фирме довольно долгое время, они будут вас знать и с удовольствием сообщат вам то, что вас интересует. Подтасовки на рынке, сделки, совершаемые на основе инсайдерской информации. Я сидел там и все время думал: “Господи, да это динамит”. Все это были представители очень известных семей. Если такая информация просочится в СМИ, она появится на первых страницах».

Как и Кролл, Кристенсен не раскрывает подробностей: «Я подписал контракты и давал клятвы, которые должен соблюдать всю жизнь. Если бы я нарушил данные мной обещания, меня могли бы навсегда выбросить на помойку».

Повторное выставление счетов-фактур, по мнению Кристенсена, – всего лишь одна из наиболее распространенных, даже обыденных деловых процедур в мире секретных юрисдикций: «Они считают это хорошим деловым приемом и приводят самые разные обоснования и оправдания его: иностранцы защищают свои деньги от политических рисков или нестабильности национальных валют; африканцы бедны, потому что недостаточно напряженно трудятся или потому что их страны коррумпированы; страны бедны, поэтому мы посылаем им финансовую помощь. И так далее, и так далее. Исполнители в фирмах не хотят думать об экономических проблемах».

Кристенсен переходил из одной компании в другую, а тем временем реки денег, притекавших на Джерси, превращались в мощный поток. Когда он выражал беспокойство по поводу происхождения части этих денег, в основном приходивших из Африки, его бесцеремонно отодвигали в сторону. Однажды в пятницу, перед традиционной гулянкой с выпивкой в офисе, руководительница его подразделения сказала ему, что не желает обсуждать эти вопросы, и ей вообще «плевать на Африку». «Ее отношение совершенно типичное для острова. Прибыли были безумно высокими, и никто не проводил связи между своими действиями и несправедливостью, творящейся в других странах. Никто из вовлеченных в дело финансовых посредников: банков, юридических фирм, бухгалтеров и аудиторов, – никто не решался сообщить регуляторам о сомнительных сделках и даже не задавался вопросами по поводу незаконных переводов». Кристенсен встретил приятеля, с которым был знаком с детства. Этот человек, ставший дипломированным бухгалтером, пил в баре.

Понадобились долгие годы, чтобы из внешнего мира на Джерси просочилось прогрессивное законодательство. В Великобритании уголовное преследование гомосексуалистов было отменено в 1967 году, а на Джерси соответствующий закон был отменен под давлением Великобритании только в 1990 году. В Великобритании порку розгами запретили в 1948 году. А на Джерси это наказание оставалось в своде законов до 2005 года, когда его запретили, опять-таки под давлением извне.

Вскоре после возвращения на родину Кристенсен как-то приехал на вечеринку на мотоцикле и получил выволочку от одного из гостей, занимавшего высокое положение в местном бизнес-сообществе. «Он сказал, что шлем мотоциклиста – это ограничение свободы. Выступил и против ремней безопасности, а заодно – против налогов и государства. Он говорил, что апартеид хорош для чернокожих жителей Южной Африки, что следовало бы восстановить колониализм, что “этим людям” гораздо лучше живется при правлении белых». Кристенсен сцепился с сэром Джулианом Ходжем, столпом джерсийского банковского истеблишмента, «оголтелым апологетом апартеида, оголтелым приверженцем империи и самым оголтелым либертарианцем из всех, кого я видел». Кристенсен вспоминает, как на встрече с преподобным Питером Мэнтоном, сенатором Джерси и англиканским священником, публика вставала, приветствуя проходившего по залу Мэнтона. Мэнтон публично заявил, что при апартеиде «черным» в Южной Африке жилось лучше, чем когда-либо и где-либо. (Впоследствии Мэнтон был привлечен к ответственности по обвинению в половых преступлениях и вскоре после этого умер.) На заседании правительственной комиссии, посвященном гендерной дискриминации и равным возможностям для женщин, один высокопоставленный политик демонстративно сделал вид, что заснул и даже храпел; другой политик (у которого был собственный, не самый плохой, бизнес) пошел еще дальше. Кристенсен вспоминает: «Та сцена все еще у меня перед глазами. Этот господин сказал: “Если одна из моих девчонок-работниц забеременеет, я вмиг ее уволю. Никому не хочется видеть беременную за прилавком”. Всех женщин он называл “девчонками”».