Клинком и сердцем. Том 1 - Ирина Успенская

Лицо призрака исказилось, и Айлин против воли почувствовала жалость. Если все действительно так… Но что-то мешало ей поверить до конца. В конце концов, она ненавидела поступок лорда Бастельера с мэтром Кираном, но и Бастельеро, и сам Лоу в своем дневнике сходились в одном: призраки бывают удивительно коварными и опасными тварями. Да, они не могут лгать. Но порой во лжи нет ни малейшей необходимости, достаточно должным образом сказать правду — и собеседник преотлично обманет себя сам.

«Я не могу взвалить на Аластора еще и это, — подумала она, очень хорошо скрыв эту мысль. — А если то, что мастер Крема сказал вчера вечером, правда, Аластору тем более нельзя ее знать! Я должна все понять и решить сама. Я некромантка, это мое служение и моя ответственность. И ошибиться мне нельзя. Либо я погублю Аластора, доверившись подлому убийце, либо — невиновного человека, если призрак ухитряется лгать. Значит… Значит, надо думать! Рано или поздно маски слетят, и я увижу правду. Только бы не поздно, Претемнейшая, только бы не поздно!»

* * *

— Милорды коллеги, — негромко сказал Эддерли. — Позвольте мне открыть это заседание по праву старейшего. Впрочем, если у кого-то есть возражения, то я охотно передам…

Он запнулся, и Ладецки прогудел со своего места:

— Ну что вы, милорд! Мы все глубоко чтим ваш опыт. Кому как не вам!

Магистры склонили головы, соглашаясь, и Грегор последовал их примеру. Сегодня для него поставили кресло на конце стола, и Грегор слегка нахмурился, поняв, что показалось ему таким странным. Артефакторы так и не выбрали нового главу, и центральное кресло, больше похожее на трон, тоже никем не занято — это понятно. Однако пустых мест за столом оказалось три. Кого нет? Ах да, Роверстана. Странно, кстати.

— Тогда сначала о печальном, — вздохнул Эддерли и сплел перед собой пальцы, положив руки на стол. — Магистр Бреннан, вам лучше всех известно, во что нам обошелся этот день. Прошу вас…

Целитель кивнул, и Грегор увидел, что его шевелюра, где раньше темные пряди еще мешались со светлыми, стала совершенно седой, да и морщин добавилось. Бреннан немного подался вперед, и в те несколько мгновений, пока он еще не заговорил, Грегору стало по-настоящему страшно. Вспомнился коридор, заваленный телами, как ему тогда показалось. Прозрачные восковые лица Аделин и Ирвинга, окровавленная Ида Морьеза… Он вздрогнул и усилием воли отогнал эти видения.

— Двадцать шесть человек, — тихо и очень четко сказал Бреннан. — Девятнадцать адептов, четыре преподавателя и трое служащих. Еще человек десять ранены тяжело, но выкарабкаются, если будет на то воля Милосердной Сестры.

— Двадцать шесть… — почти беззвучно, одними губами повторил Эддерли и осенил себя кругом Семи Благих.

Магистры один за одним склонили головы, а у Грегора перехватило дыхание. Слишком много! Хотя… меньше, чем могло быть. И да, каждый из них на его совести. Но разве можно было иначе?!

— Кто? — уронил он. — Я… видел Ирвинга… Кто еще из мэтров?

— Из ваших — Ирвинг, — отозвался Бреннан. — Солсбери и Орсон — боевики. И Гардиан, стихийник.

«Этому-то как не повезло? Стихийники же в самом бою не участвовали…» — мелькнуло у Грегора, но глупых вопросов он задавать не стал. Война не разбирает, а в тот день Академия воевала каждым человеком, адептом он был, преподавателем или простым конюхом.

— Да примет их Претемнейшая, — сказал он вместо этого, тоже склоняя голову.

— Девятнадцать детей, — выдохнул Эддерли. — Девятнадцать… Благие Семеро!

Он расплел пальцы и на миг закрыл лицо ладонями, а когда убрал руки, Грегору показалось, что немолодое усталое лицо магистра осунулось еще сильнее. Впрочем, голос остался твердым и спокойным.

— Что ж, милорды коллеги, Академия спасла Дорвенну. Мы исполнили присягу Ордена, и никто не назовет эту цену малой. Милорд Райнгартен, — обратился он к стихийнику. — Вам как секретарю Академии надлежит позаботиться о… похоронах. Правда, семьи наверняка пожелают забрать…

— Ирвинг — сирота, — деловито отозвался Райнгартен, делая пометки на листе бумаги перед собой. — И некоторые из адептов — тоже. Их погребение отнести к общим расходам Академии? Или его оплатит Орден сообразно гильдии каждого погибшего?

— Оплатит, — сказал Грегор прежде, чем кто-то успел хоть слово вымолвить. — Милорд Райнгартен, я полагаю, Орден сочтет за честь взять на себя любые расходы. И за сирот, и за всех остальных. Или кто-то против?

Он обвел взглядом присутствующих, благо сидел на самом краю полукруглого стола. Увидел, как коротко кивнули Бреннан, Эддерли и Ладецки. Как недовольно поджал губы алхимик Валлендорф, но ничего, на свое счастье, не сказал. На лице Волански не отобразилось ничего, иллюзорник сосредоточенно рисовал на клочке бумаги карандашом, а Райнгартен, если и хотел возразить, то промолчал. Ну вот и славно.

Проснувшаяся в глубине души холодная злость улеглась, Грегор даже подумал, что ему никто не давал полномочий решать подобные вопросы. Но плевать! Никакими деньгами не купить новую жизнь для тех, кто погиб, защищая Дорвенну. И уж почетные похороны — это меньшее, что Орден может сделать. А если кто-то возразит… О да, вот пусть именно ему, Грегору Бастельеро, и возражают. Прямо в лицо, если осмелятся.

— Магистр Кристоф, — тихо напомнил Эддерли. — Тело все еще в морге. Он королевского рода, его должны похоронить в усыпальнице Дорвеннов…

— Нет, — уронил Ладецки, и все, не только Грегор, с удивлением повернулись к мрачному боевику. — Родерик… Магистр Кристоф оставил завещание. Он просил похоронить его на кладбище Академии. Я его душеприказчик…

Голос медведеподобного великана сорвался, и Грегор с удивлением подумал, что Кристоф, оказывается, был настолько близок со своим заместителем! Кто бы мог подумать? Королевский бастард, боковая ветвь Дорвеннов, образцовый дворянин и маг, всю жизнь посвятивший Академии, и Ладецки, приехавший откуда-то с северо-востока, то ли из полудикой Влахии, то ли еще дальше. Что их могло связывать, кроме общей гильдии? Причем настолько, чтобы Ладецки оговорился, назвав покойного магистра по имени, а тот назначил его своим душеприказчиком. Не Эддерли, с которым был так дружен, а Ладецки! Надо же…

— Воля покойного свята, — кивнул Эддерли. — Академия сочтет за честь хранить его память. Я сам поговорю с Ангусом Аранвеном об этом. Бреннан, — повернулся он к целителю. — Сколько адептов пострадало не слишком сильно?

— Не считая тех десяти? — погладил тоже побелевшую бородку магистр целителей. — У меня в лазарете сейчас полсотни человек. Дюжину выпишу через пару дней, остальным придется полежать подольше. Ничего страшного, но это же дети. Когда они под присмотром, есть хоть какая-то надежда, что не придется ловить их по всей Академии на перевязки. Кстати, магистр Ладецки, будьте любезны зайти в лазарет и объяснить Саграссу, что мне виднее, где ему лечиться. Выдумал тоже, с дыркой в плече возвращаться в карцер. Не знаю, что там у него за проступок, и знать не хочу, но если этот герой еще раз откроет рот, я его ремнями привяжу к постели. Боевики!