Рожденный бежать - Кристофер Макдугл

Не знаю доподлинно, пересек ли я финишную черту: все, что увидел, — это туго заплетенные косички Дженн, когда она пулей вылетела из толпы, саданув меня с такой силой, что я не устоял на ногах. К счастью, Эрик успел подхватить меня прежде, чем я коснулся земли, и вылил мне за шиворот полную бутылку ледяной воды, а Скотт и Арнульфо уже с налившимися кровью глазами сунули мне в руки по бутылке пива.

— Вы были бесподобны, — сказал Скотт.

— Ага, — ответил я, — бесподобен, как черепаха.

Я потратил на свой пробег больше двенадцати часов, а это означало, что Скотт и Арнульфо вполне могут пробежать дистанцию еще раз и снова меня обогнать.

— Я дело говорю, — уверенно заявил Скотт. — У меня есть опыт по этой части, и немалый. Такой бег гораздо больше выматывает кишки, чем быстрый ход.

Я с трудом поплелся к Кабальо, который, развалившись, сидел под деревом, пока вокруг бушевала вечеринка. Почти тут же он поднялся на ноги и разразился яркой речью на своем корявом испанском. Он начал с Боба Фрэнсиса, который вернулся в город как раз вовремя, чтобы наградить Скотта почетным поясом тараумара и подарить

Арнульфо свой карманный нож. Кабальо, который был бы не прочь вручить достойным еще и денежные призы, буквально задохнулся от волнения, увидев, как наши «тусовщики», вряд ли имевшие чем заплатить за автобус обратно в Эль-Пасо, без разговоров достали все, что у них было из наличности, и с радостью отдали деньги тараумарским бегунам, пришедшим к финишу после них. А потом Кабальо чуть не свалился от смеха, глядя, как Эрболисто и Луис начали исполнять некий танец.

Но все это произойдет несколько позже, а сейчас Кабальо наедине с собой сидел под деревом, потягивая пиво, и улыбался, наяву наблюдая исполнение своей самой заветной мечты.

Его голова очень долго была занята неразрешимыми проблемами современного общества, и он с присущим ему добросердечием и неисчерпаемой энергией все еще продолжает сражаться. Его усилия не пропали даром, но он, вероятно, не доживет до того времени, когда они принесут плоды.

Тео Ван Гог, 1889 г.

— Ты должен это услышать! — воскликнул Босой Тед, схватив меня за руку.

О черт, он сцапал меня в тот самый момент, когда я пытался незаметно улизнуть от буйного веселья уличной вечеринки, доковылять до гостиницы и свалиться там в изнеможении. После соревнования я уже выслушал всеобъемлющий комментарий Теда, включая его наблюдения относительно того, что человеческая моча не только богата питательными веществами, но и является эффективным отбеливателем зубов, и не представлял себе, что он может еще сообщить мне по значимости нечто более ценное, чем для меня будет крепкий сон в мягкой постели. Но на этот раз рассказывал истории не Тед, а Кабальо.

Босой Тед затащил меня в садик мамы Титы, где Кабальо приковал к себе внимание Скотта, Билли и кое-кого еще.

— Вам когда-нибудь случалось просыпаться в кабинете неотложной помощи, — говорил Кабальо, — и задаваться вопросом, а хочется ли вам вообще просыпаться?

Этими словами он предварил рассказ, который я жаждал услышать вот уже почти два года. Я сразу понял, почему он выбрал именно этот момент. На рассвете всем нам предстоит разбежаться в разные стороны и отправиться по домам. Кабальо не хотел, чтобы мы забыли то, в чем участвовали, поэтому впервые решил открыться и рассказать о себе.

Его звали Майкл Рэндл Хикман, он был сыном орудийного сержанта морской пехоты США; из-за переводов отца по службе семья часто переезжала туда-сюда по Западному побережью. Поскольку ему, худющему одиночке, приходилось постоянно защищаться в новых школах, юный Майк при каждом переезде считал первоочередной задачей отыскать ближайшее отделение спортивной лиги полиции и записаться на уроки бокса.

Мускулистые «крошки» самодовольно ухмылялись и схлопывали перчатки, наблюдая, как этот придурок с длинными, как у хиппи, шелковистыми волосами пилит на ринг, но их ухмылки сползали с лиц, как только длинная левая рука начинала молотить их короткими прямыми ударами по глазам. Майк Хикман был впечатлительным ребенком; он терпеть не мог причинять людям боль, но это не помешало ему совершенствоваться в этом.

— Больше всего мне нравились крупные, мускулистые ребята, потому что они не оставляли меня в покое, — вспоминал он. — Но в первый раз, когда послал одного парня в нокаут, я расплакался и после этого очень долго никого не нокаутировал.

Окончив среднюю школу, Майк уехал в штат Гумбольдта (Невада) изучать восточные религии и историю американских индейцев. Чтобы платить за обучение, он начал вести бои в мужских компаниях в задних комнатах, представляясь Ковбоем. Он бесстрашно заходил в гимнастические залы, где редко видели белое лицо, а еще реже лицо белого вегетарианца, разглагольствовавшего о вселенской гармонии и соке пырея, поэтому Ковбою вскоре достались все бои, какие только он мог провести. Мелкие мексиканские импресарио находили удовольствие в том, чтобы отвести его в сторонку и нашептать на ушко условия поединков.

— Слушай, — говорили они, — приятель! Мы собираемся пустить слушок, что ты — лучший любитель с Дальнего Востока. Гринго это должно понравиться, парень. Каждый в этом заведении готов поспорить со своими «крошками» на тебя.

Ковбой пожимал плечами:

— По мне — отлично.

— Просто попрыгай, приплясывая, по рингу, чтобы продержаться до четвертого раунда (или до третьего, или до седьмого, — смотря по тому, за какой раунд была получена взятка), — предупреждали его.

Ковбой мог выстоять даже против огромных чернокожих тяжеловесов, уворачиваясь от ударов, делая обманные движения и входя в клинч до тех пор, пока для него не подходил момент упасть на настил. Но, выступая против проворных латиноамериканских боксеров второго среднего веса, ему надо было бороться за свою жизнь.

— Знаешь, приятель, иногда им приходилось вытаскивать оттуда мою несчастную задницу, — говорил он. Но даже после окончания учебы с боксом не покончил.

—Я просто колесил по стране, выступая на ринге. Умышленно проигрывал бои, побеждал одних, проигрывал другим, на самом деле побеждая их, главным образом устраивал отличные шоу и учился вести бои и не получать травм.

После нескольких лет жизни на дне общества, еле-еле сводя концы с концами в гуще борьбы за существование, Ковбой прихватил свой выигрыш и слинял на остров Мауи. Там он, повернувшись спиной к популярным у публики курортам, направился на восток, прямиком в темную и сырую часть острова, к тайным святилищам Ханы. Он стремился найти цель жизни, а вместо этого нашел Смитти, отшельника, обитавшего в тайной пещере. Смитти пригласил Майка к себе в пещеру, а потом провел по скрытым от посторонних глаз святым местам Мауи.

— Смитти — вот кто пристрастил меня к бегу, — поведал Кабальо. Иногда они в середине ночи покидали жилище и бежали вверх по тропе на вершину горы высотой 3050 метров. Там они молча сидели, ожидая, когда первые лучи солнца засверкают яркими бликами на волнах неспешного тихоокеанского прибоя, затем бежали обратно, подкрепившись плодами дикой папайи, которые им удавалось стрясти с высоких деревьев. Шло время, и скандалист и драчун задних комнат по имени Майк Хикман исчез. Вместо него появился Михей Верный — его имя было вдохновлено, во-первых, сходством с пророком Михеем из Ветхого Завета, который прославился своим мужеством и бесстрашием, и, во-вторых, преданностью старой дворняги по кличке Верный Пес.