Дипломаты в погонах - Михаил Болтунов

Приказ: отрыть окоп полного профиля. Начинается работа. После упорного труда окоп готов. Лейтенант рулеткой придирчиво вымеряет стенки. Ошибся солдат: тут на десять сантиметров больше, а там на двадцать меньше. Окоп зарывается, и работа начинается заново. Перед этим двоечник взводному докладывает точные размеры саперной лопатки. Ведь у солдата нет рулетки, а лопаткой можно прекрасно измерить стенки окопа.

Такое «воскресное воспитательное занятие» дает прекрасные результаты: солдат не только натренирован в рытье окопа, но и на всю жизнь запоминает его размеры.

Подобных воспитательных приемов в арсенале лейтенанта Наона было немало. Однако не всякий вышестоящий командир одобрял их, а замполит батальона считал, что лучше «пропесочить» двоечника на комсомольском собрании. Но Владимир упрямо гнул свою линию. И она давала отличные результаты — взвод от проверки к проверке признавался лучшим в полку. За три года службы в ГСВГ за успешное командование подразделением и высокие результаты в боевой и политической подготовке Наон получил две грамоты ЦК комсомола. Всякий, кто помнит те времена, подтвердит: такие грамоты направо и налево не раздавали, их действительно надо было заработать.

Поговаривали, что его вот-вот выдвинут на роту, но неожиданно лейтенанта Наона вызвал к себе комдив. Честь высокая, редко какого взводного приглашает на разговор сам генерал. Казалось бы, радоваться надо, а Наон после беседы с комдивом огорчился. Дело в том, что генерал предложил ему как лучшему взводному назначение в учебный батальон. Иные от такого назначения были бы вне себя от радости, но Владимир отказался. А батальон, между прочим, ходил в лучших, его командир сам объезжал подразделения, искал, подбирал офицеров.

Теперь пришла очередь удивляться и огорчаться командиру дивизии. Естественно, он спросил, почему Наон отказывается служить там, куда другие мечтают попасть. Лейтенант сказал, что, во-первых, видит себя только в боевых частях, а не в учебных, во-вторых, методы его работы с личным составом не вписываются в систему воспитания и обучения в батальоне.

Генерал позеленел от возмущения и, едва сдерживаясь, сказал, что командованию дивизии виднее, где и как использовать лейтенанта.

Так Наон оказался в учебном батальоне. Правда, комбат вскоре пожалел, что взял этого ершистого взводного к себе. Нет, служил лейтенант добросовестно, обязанности свои выполнял в полном объеме и учебный взвод под его командованием так же числился в лучших. Но головной боли у командира прибавилось.

Любил комбат по утрам пройтись по территории части. Идет — ба, окурок! «Командира дежурной роты ко мне!» — звучит команда. Обязанности ротного исполняет лейтенант Наон. Появляется пред очами комбата.

— Это что, товарищ лейтенант?

— Окурок, товарищ майор.

— Почему на территории?

Вместо того чтобы быстро устранить недостаток, исполняющий обязанности ротного с невинным видом заявляет:

— Это не ко мне вопрос, а к вашему заместителю. Такие папиросы курит только майор Кирий.

Ну, какому командиру понравится подобный разговор. Однако опытному комбату признаваться, что он ошибся в подборе кадров, тоже не с руки. Что ему ответят? Да как обычно в таких случаях — воспитывайте. И тогда комбат использовал старый проверенный прием — выдвинуть Наона кандидатом для поступления в бронетанковую академию. Кто усомнится в правильности решения? Никто. Наон — образцовый офицер, лучший в соединении командир взвода. Словом, с глаз долой из сердца вон. И, разумеется, подальше от себя.

Наон и здесь сопротивлялся как мог. Он хотел в академию на командный факультет, его же рекомендовали на инженерный.

Экзамены сдал успешно, поступил, отучился пять лет. По окончании просил послать его в любой гарнизон, где похолоднее, — в Забайкалье, на Чукотку, Камчатку. Послали в Закавказский военный округ, в Ахалкалаки.

Была еще одна беседа перед отъездом в часть. Правда, он не воспринял ее всерьез, тем более что на некие странные предложения Наон ответил в своем стиле — прямо, жестко, с насмешкой. Беседу вел полковник, как он представился, «одного из Главных управлений Генштаба»:

— Мы изучили ваше личное дело. Вы нам подходите.

— Товарищ полковник, а чем я буду заниматься, что делать, объясните?

— Этого вам сейчас сказать не могу.

— Но тогда возникает другой вопрос: я вам подхожу, а вы — мне? Поймите, здесь я получил образование, люблю и знаю свое дело. То, что вы предлагаете, не представляю.

На том и разошлись. Полковник, видимо, ушел в свое Главное управление, Наон уехал в Ахалкалаки.

В дивизии его назначили старшим помощником замкомдива по технической части. Однако он целый год исполнял обязанности зампотеха соединения, так как его начальник находился в командировке на Кубе.

Однажды Наона пригласили на беседу. Неужто вновь «полковник одного из Главных управлений Генштаба», подумал Владимир. Однако на сей раз приехал вполне нормальный, понимающий офицер. Рассказал, что он представляет Главное разведывательное управление и о Наоне не забыли в Москве. Предложил стать кандидатом для поступления в Военно-дипломатическую академию.

— Боюсь, что в моей биографии есть один сложный момент, — признался Наон, — и я вам не подойду.

— Говорите…

— Моя сестра вышла замуж за румына и покончила жизнь самоубийством.

Полковник улыбнулся и сказал:

— Правильно, что не умолчали, но мы это знаем. Наше предложение остается в силе.

Вскоре капитана Владимира Наона перевели в разведуправление Закавказского военного округа на стажировку. На следующий год он уехал в Москву, сдал экзамены. На мандатной комиссии ему задали всего два вопроса. Первый: что это за значок у него на груди? Наон ответил: «Мастер вождения».

Второй вопрос задал седой человек, с красивыми вьющимися волосами. Был он в гражданском костюме, сидел в сторонке, что-то чирикал на листе бумаги и, казалось, совсем не слушал, о чем говорят члены мандатной комиссии.

Когда начальник академии спросил, есть ли еще вопросы, седой встал, подошел к Наону, показал лист бумаги. Владимира удивило, с каким мастерством был сделан карандашный набросок одного из лидеров арабского мира.

— Это кто? — спросил седой.

— Гамаль Абдель Насер, — ответил Наон.

— Я его беру.

Позже Владимир Ованесович узнает: это был начальник ближневосточного управления ГРУ генерал Сеськин. «Так я попал на арабский язык, — скажет в беседе со мной Наон. — Было неимоверно тяжело. Приходил и до полуночи учил. В шесть утра встал и опять зубрил. Но язык не шел совершенно. Со второго курса стали давать нам английский. И вот мне сдавать госэкзамены по арабскому языку, а я начинаю успешно говорить на английском.

И тем не менее экзамены сдал, из академии выпустился и был назначен помощником военного атташе в Египет.