Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

«Неуверенность в том, кто ее родитель, может нанести вред ее психике», – добавила мама. Родитель. Единственное число. Почему она вообще это сказала?

«Если я заберу ее сейчас, разве это не навредит ей?»

«Я могу остаться у тебя до тех пор, пока она не привыкнет к твоему дому. Она еще маленькая и быстро ко всему привыкает».

«Но мне придется уезжать по работе. Вы примете ее у себя, если что?»

«Билли, тебе придется завязать с командировками. Я уверен, тебя с радостью примут обратно на работу в лабораторию», – сказал папа.

«Возможно, ты сможешь вернуться к путешествиям, когда Миранда подрастет».

«Я не могу уволиться».

Папа нервно заерзал, и мама сразу поняла, что его терпение скоро лопнет.

«Билли, ты – отец. В первую очередь ты должен думать о своих отцовских обязанностях».

«Я не умею заботиться о ней».

«Потому что ты даже не пытался! – возмутился папа. – Ты скинул на нас всю ответственность. С твоей стороны не было никаких усилий».

«Билли, мы понимаем, ты скучаешь по Эвелин. Нам тоже ее не хватает, но ты нужен твоей дочери. – Мама подвинулась к брату и взяла его за руку. Она не помнила, когда в последний раз так делала. Возможно, никогда. – Ты должен простить себя».

«Ты не понимаешь. Стоит мне взять ее на руки, меня охватывает страх, что я уроню ее и она разобьет голову. Когда я смотрю на ее шаги, я боюсь, что она споткнется и упадет!»

«Все родители этого боятся! Но дети падают. И когда они падают, ты помогаешь им встать и перестаешь так переживать».

«Я только и делаю, что переживаю. У нее должно быть нормальное детство, которое хотела для нее Эвелин».

«Билли…»

«Вы должны оставить ее».

«Билли…» – растерянно повторила мама.

«Больше вариантов нет».

«Но что она подумает? – удивился папа. – Как мы объясним ей, что ее воспитывают тетя с дядей, пока ее отец путешествует по миру и периодически напоминает о себе, но не удосуживается позаботиться о ней? Ты считаешь, она будет чувствовать себя обычным ребенком? По-твоему, этого хотела Эвелин?»

Мама попыталась как-то намекнуть папе, что он перебарщивает, но он все так же пристально смотрел на Билли.

«Зачем ей знать, что я ее отец?»

«О господи, Билли…»

«Мы не будем лгать Миранде, – поморщился папа. – Ты вообще слышишь, что говоришь?»

В ответ на это Билли развернул длинный монолог обо всем и сразу.

Он говорил об Эвелин. О том, как сильно она хотела быть мамой. Она все продумала. Сначала Миранда. Спустя два года Пип. А потом, как можно скорее, Сильвия. Именно поэтому они и купили такой большой дом – в нем должен был раздаваться детский смех. Билли мерил шагами комнату и хватался за волосы. Сколько раз она просила его починить крышу? Она мечтала построить дом, безопасный для детей. Для Миранды. Для Пипа. Для Сильвии. Зачем он отобрал у нее это? Разве он мог быть отцом Миранды, убив ее мать?

«Билли, ты не убивал Эвелин!» – воскликнула мама.

Но вина лежала на его плечах. Будь то несчастный случай или нет, факт оставался фактом: он не починил крышу, когда Эвелин его попросила. Он убедил ее, что математическая вероятность катастрофы очень мала и они в безопасности. Халатный проступок, и халатность была ему свойственна.

Он в жизни себя не простит, если со мной тоже что-то случится.

Мама не помнила, как согласилась. Скорее всего, в какой-то момент у нее не осталось выбора. Как и у папы. Билли продолжал говорить, и его безумная идея приобретала смысл. Конечно, они должны оставить меня и воспитать меня как родную дочь! И, конечно же, я не должна знать, что Билли мой отец, тем более он смотрелся довольно естественно в роли дяди-авантюриста.

– Мы дождались окончания судебного разбирательства с Бертом, чтобы подать документы на удочерение.

Мама не могла поверить, что дело, наконец, завершилось. Спустя два года беготни по судам они добились признания того, что у Берта не имелось никаких оснований претендовать на имущество, находившееся в их коллективной собственности, и что Билли являлся достойным наследником, так как смерть Эвелин произошла в результате несчастного случая.

Два года! А закончилось все за день.

Когда мама с папой подписали документы на удочерение, папа спросил маму:

«Думаешь, стоит скрывать от нее правду?»

«А что нам еще остается?»

«Если мы расскажем ей обо всем в детстве, она привыкнет к этому. И будет уверена, что все правильно».

«Она никогда не свыкнется с мыслью о том, что ее отец скорее на край света поедет, чем останется с ней. Я не хочу, чтобы она ненавидела Билли».

«Но тогда она будет ненавидеть нас, когда узнает правду», – напомнил папа.

– Я понимала, что он прав. Однажды ты обо всем узнаешь и обвинишь меня. Но я решила: лучше так, чем ненависть к Билли. Я искренне верила, что при таком раскладе ты никогда в нем не разочаруешься. Что мы будем одной семьей. Я верила, что поступаю правильно.

Мама хотела положить руку на мое колено, но я отодвинулась в сторону.

– Что за глупости? Ты могла хотя бы постараться. Он ведь был моим отцом.

В моей памяти пронеслись все воскресные барбекю, когда я бежала к входной двери с криком: «Дядя Билли!» Все наши вылазки, перед которыми он спрашивал у мамы, когда привезти меня обратно, все придуманные им загадки, написанные нашим тайным языком, который больше никто не понимал. Я вспомнила каждый момент. Все это время он знал, что я его дочь. И мама знала.

– Ты должна была попытаться.

– Да, – согласилась она. Она больше не плакала и говорила твердым голосом. – Но чем дольше мы ждали, тем сложнее было раскрыть тайну. Тем больше я боялась тебя потерять.

Когда бумаги об удочерении были подписаны, а дело о наследстве разрешилось, я официально стала ее дочерью. Я научилась произносить другие слова – папа, дом, семья, дядя. Мы виделись с Билли каждый раз, когда он приезжал в Лос-Анджелес.

Их выдуманный мир начал разваливаться почти сразу же.

Билли приезжал по воскресеньям с подарками, и, глядя на то, как я с криком «Мама!» бегу показать ей ожерелье из бисера или деревянную игрушку, он чувствовал, что его бросили. В маминых глазах читалась вина. Она напоминала себе, что выполняла волю Билли. Тем не менее, когда в его присутствии я говорила «мама», она жалела, что я не назвала ее как-нибудь по-другому.

Они никогда не касались этой темы, отчего напряжение между ними росло. Папа это чувствовал. За ужинами он заваливал Билли вопросами о еде, оползнях, движении грунта. Он старался разрядить обстановку, и Билли с охотой поддерживал разговор. Он признался, что в суши было не так много рыбы, как ему казалось. Что в Квебеке картошку фри едят с рассольным сыром и подслащенной подливкой. Что в Перу морская свинка – фирменное блюдо. «Морская свинка!» – в ужасе вскрикнула я.