Мельник из Анжибо - Жорж Санд

Несколько суток у Розы ежевечерне возобновлялась лихорадка. Друзья находились при ней неотлучно. От ее глаз удалось скрыть похороны папаши Кадоша, который был предан земле с совершением всех обрядов, каких он требовал, и ее не оповещали о смерти сестры до тех пор, пока она не оправилась настолько, что могла выдержать горестное известие. Но и тогда ей не сообщили об ужасных обстоятельствах, при которых безумная погибла; о них Роза еще долго оставалась в неведении.

Марсель спросила господина Гайяна, в какой мере действительно соглашение, подписанное ею и Бриколеном.

Мнение нотариуса не было благоприятным. Поскольку брак относится к компетенции гражданского уложения, он не может быть выставлен в качестве условия коммерческой сделки. В случае внесения в купчую незаконных условий сама сделка считается состоявшейся, а означенные условия во внимание не принимаются. Так гласит закон. Бриколену эти законоположения были известны, когда он подписывал купчую.

По прошествии трех дней на мельницу прибыл сам арендатор, бледный, подавленный, похудевший на половину своего прежнего веса, утративший даже охоту к выпивке, которой раньше всегда себя подбадривал. Казалось, он более не способен яриться; однако неясно было, с какими намерениями он заявился в Анжибо, и Марсель, видя, что Роза еще слаба, испугалась, не собирается ли он снова повести себя грубо и в оскорбительной форме востребовать дочь. Забеспокоились все и, выйдя из дома, стали перед Бриколеном стеной, чтобы не дать ему войти, если он не проявит миролюбивых намерений.

Бриколен начал с того, что холодно предложил своей матери привезти Розу к нему как можно скорее. Он собирается вскоре начать восстановительные работы, а пока что снял в их селении дом.

— Но хотя у нас сейчас неважное жилье, это не причина, чтобы я был разлучен с дочерью и чтобы мать оставалась без ее помощи. Коли бы она отказалась, она была бы дурной дочерью.

Говоря это, Бриколен бросал на мельника свирепые взгляды. Видно было, что он хочет увезти дочь с мельницы без скандала, но впоследствии посчитаться с Большим Луи и, может быть, даже обвинить его в похищении девушки.

— Верно, верно, — сказала матушка Бриколен, взяв на себя труд отвечать своему сыночку. — Роза давно уже просит, чтобы ее отправили к родителям, но она еще нездорова, и мы не пускаем ее. Я думаю, сегодня она уже сможет поехать с тобой, и я тоже готова вернуться вместе со стариком, если тебе есть куда нас поместить. Дай только госпоже Марсели подготовить нашу девочку к твоему появлению. Ведь и сама радость увидеть тебя будет для нее сильной встряской. А я покамест хочу потолковать с тобой наедине, сын, пойдем ко мне в комнату.

Старуха провела Бриколена в комнату, которую занимала вместе с мельничихой. Марсели и Розе была отведена комната мельника, а сам Большой Луи и Лемор с удовольствием спали на сене.

— Слушай, — сказала матушка Бриколен сыну. — На постройку новых служб тебе придется извести немало денег. Где ты их возьмешь?

— А вам-то что до того, мамаша? Вы же мне их дать не можете, — резко ответил Бриколен. — Сейчас я в самом деле не при деньгах, но я займу. Не в том, так в другом месте мне дадут нужную сумму взаймы, это для меня не вопрос.

— Дадут, но под большие проценты — дело обычное. А затем всегда, как подходит срок возвращать денежки, глядишь, уже влез в новые расходы — от них некуда деваться. Долг тебя жмет, давит, и ума не приложишь, как выбраться из петли.

— Ну так что же, по-вашему, я должен делать? Зерно нового урожая не засыплешь в башмак, а скотину под голиком не укроешь.

— Сколько ж тебе это будет стоить на круг?

— Бог его знает.

— А примерно?

— Сорок пять — пятьдесят тысяч франков самое малое: пятнадцать — восемнадцать тысяч — службы, столько же — скот, и еще около того я потерял на погибшем урожае и на убыли моего годового дохода.

— Так, так, это и будет на круг тысяч пятьдесят. По моему счету столько же выходит. Ну, а скажи-ка, сын, ежели я дам тебе эти деньги, что сделаешь ты для меня?

— Вы дадите? — воскликнул Бриколен, и в глазах его снова зажегся недобрый огонек. — Значит, у вас есть сбережения, которые вы скрывали от меня, или это пустая болтовня?

— Это не пустая болтовня. У меня есть пятьдесят тысяч франков золотом, и я тебе их дам, коли ты позволишь мне выдать Розу замуж по моему вкусу.

— Ах, вот оно что! Опять все тот же мельник! На этом медведе все женщины помешались, далее восьмидесятилетние старухи!

— Ладно, ладно, потешайся сколько хочешь, но давай сговариваться.

— А где они, деньги-то эти?

— Я дала их на сохранение Большому Луи, — ответила старуха, зная, что сын ее, увидев деньги, будет в таком упоении, что способен вырвать их у нее из рук.

— А почему Большому Луи, а не мне или моей жене? Вы что же, хотите подарить их ему, ежели я не выполню вашу волю?

— Чужие деньги в его руках всегда будут в сохранности, — отвечала старуха, — потому как мои были у него, когда я о том ничего не знала, и он вернул мне их полностью, хоть я уверена была, что они утрачены навсегда. Разумеется, деньги эти, в сущности, принадлежат твоему отцу, но так как он, по вашему требованию, признан неправоспособным, а мы с ним, согласно старому закону, закрепили каждый свое достояние за тем из нас, кто переживет другого, то этими деньгами распоряжаюсь я!

— Да неужто вам возвращено похищенное когда-то? Быть не может! Вы смеетесь надо мной, а я слушаю вас развесив уши.

— Послушай еще, — сказала матушка Бриколен, — услышишь довольно странную историю, но она тебе все объяснит.

И она рассказала сыну историю Кадоша и его наследства.

— Так что же, значит, мельник вернул тебе деньги, хотя мог о них и словом не обмолвиться? — в изумлении вскричал арендатор. — До чего ж это честно и красиво с его стороны! Надо будет вознаградить его!

— Вознаградить его можно только одним способом: отдать ему руку Розы, потому как сама она уже отдала ему свое сердце.

— Но никакого приданого он не получит!

— Само собой разумеется, о приданом нет и речи.

— Покажите же мне эти деньги!

Матушка Бриколен повела сына к мельнику, и тот показал ему чугунок и его содержимое.

— Таким образом, — заметил Бриколен, ослепленный и словно возрожденный к жизни видом уймы золотых монет, — госпожа де Бланшемон не оказывается в полной нищете?

— Это надо благодарить бога.

— И тебя, Большой Луи!

— И покойного папашу Кадоша, которому пришла в голову такая причуда.

— А сам-то ты что наследуешь от него?

— Три тысячи франков. Из них треть пойдет Пьолетте, а остальное на поддержку еще двух семей, с которыми я дружен. Мы будем работать сообща и соединим наши доходы.

— Но это же глупо!