Иди куда хочешь - Генри Лайон Олди

Приникнуть, как прежде, к притонам и храмам,

И к вспененным ранам, и к гибнущим странам,

И к тупо идущим на бойню баранам?!

Мы жили веками, мы были богами —

Но нету воды меж двумя берегами».

* * *

О знание темное Века Златого! —

Воистину зрячий несчастней слепого…

* * *

Менялась основа, менялося имя,

Один на престоле сменился двоими,

Менялись владыки, как служки во храме, —

И Свастики знак воссиял над мирами.

Их было четыре, а стало их восемь —

Чьим душам грозила холодная осень,

Кто плечи подставил под тяжесть святыни,

Не ведая, чем он поддержан отныне.

Назначено так на рассвете творенья:

Есть тапас и теджас, есть Жар и Горенье,

Есть дар аскетизма и пламенность сердца —

Последним поддержана суть Миродержца.

Когда подступает душевная мука,

Когда в Локапале поселится скука,

То смертный, чей дух воспарял, пламенея,

Чье сердце удара перуна сильнее,

Навеки покинув земную дорогу,

Отдаст свою душу уставшему богу —

Чтоб пламенность эта, чтоб это Горенье

Мешало души Миродержца старенью,

Чтоб честь не линяла, чтоб совесть не слепла,

Чтоб феникс отваги поднялся из пепла,

Чтоб щедрость дарила, чтоб радость явилась…

Чужое Горенье своим становилось!

Вот так Миродержец с судьбою большою

Лечил свою душу чужою душою,

И крепла опять сердцевина больная —

Не зная, не зная, не зная, не зная…

…Они брели мне навстречу, по колено проваливаясь в свинец.

Чубатый гигант в одеяниях цвета запекшейся крови приблизился первым.

— Здравствуй, Секач, — сказал Яма, Адский Князь, Локапала Юга.

— Здравствуй, Грозный, — ответил я, не отводя взгляда.

И мы оба повернулись к Миродержцу Запада, Варуне-Водовороту, в чьих зеленых кудрях пеной блестела обильная седина.

Повернулись, чтобы как подобает приветствовать Брахмана-из-Ларца.

Я не стал спрашивать, что им известно и откуда. К чему?! — если из-за спины Варуны с показной робостью выглядывала голубоглазая богинька, придерживая на плече неизменный кувшин.

Капли тяжко шлепались на гладь Прародины и сразу тонули, уходя в пучину.

Да, наверное, если бы позавчера я начал прямо с жизни Карны, чья смерть являлась мне в пекторали панциря…

— Шлендра ты, — ласково бросил я Времени. — Маха-шлендра. Одно на уме?!

— Я такая, — подбоченилась Кала, умудрившись не уронить при этом свой кувшин. — Прости, Владыка: мы тебя ждали-ждали… Нездоровилось, да? А мы потом к тебе в Обитель… ой, а там Словоблуд, там Опекун, Десятиглавец… Пришлось чуть ли не силой им языки развязывать!..

И осеклась.

— Они явились ко мне в шатер, — бесцветно прогудел Яма, терзая чуб, побелевший за сегодняшний день. — Ночью, в часы перемирия. Все пятеро Пандавов во главе с Черным Баламутом. Воззвали к обету Гангеи не отказывать просящему и задали вопрос: каким образом можно убить меня? Я ответил. Назавтра Арджуна расстрелял меня, закрывшись Хохлачом, — я не мог поднять руку на того, кто родился женщиной, — и вынудил избрать день и час моей смерти. К чему мне было жить после этого?!

— Они убили слона, назвав его именем моего сына, — уронил маленький Варуна, глядя вдаль. — «Жеребец пал! — сказали они, следуя совету Черного Баламута. — Почему ты еще сражаешься, бесстыжий брахман?!» Я не поверил. Но они настаивали, а сына не было видно поблизости. Тогда я спросил Царя Справедливости: правда ли это? Он никогда не врал… раньше. После его ответа мне все стало безразлично. Я отвратился от битвы и сел безоружный на землю. Да, мне отрубили голову, как жертвенному барану! — но к чему мне было жить после этого?!

— Мне подсадили возницу-предателя, — сказал я, чувствуя, как знакомая ненависть заставляет кулаки сжаться. — Во время боя он загнал колесницу в трясину, и Арджуна метнул в меня, лишенного возможности маневрировать, «Прошение Овна», запрещенное в поединках смертных. Правда, надо отдать ему должное, он выждал некоторое время. Еще бы! — понимая, что сутин сын мигом раскусит предательскую уловку, он любезно позволил мне своими руками убить изменника. Отличный способ заткнуть болтливый рот!.. Я обманул Арджуну. Я оставил возницу в живых — и правильно сделал. Говорят, царь Шалья после моей смерти еще полтора дня удерживал позиции…

Я замолчал.

Трое Локапал стояли и смотрели друг на друга.

Моргая.

— Ну и чем мы лучше Черного Баламута? — тихо спросил я. — Чем мы лучше упыря-пишача из лесов Пхалаки?! Чем?!

— Тем, что не знали, — ответил зеленоволосый Варуна, и Адский Князь кивнул, соглашаясь. — Мы не знали. Мы не готовились заранее… А впрочем, ты прав. Чем мы лучше?

Со стороны берега донесся грохот.

Секундой позже стая «Южных Агнцев» подняла столбы воды вокруг нас.

Когда я разглядел, кто стоит у самой кромки берега, я мысленно согласился с его поступком: лучшего способа докричаться до нас не было.

Волны покорными псами лизали босые ноги старика, изредка стараясь подпрыгнуть и дотянуться до пушистого кончика косы, адская бездна Тапана текла смолой в узких глазницах, и беззвучно мычал с секирного лезвия белый бык.

— Мальчики… — шептали сухие губы. — Мальчики мои…

Трое Локапал, склонив головы и сложив ладони у лба, стояли перед Рамой-с-Топором.

Трое учеников — перед Учителем.

Наконец аскет успокоился и в свою очередь поклонился нам.

— Я счастлив приветствовать Миродержцев Востока, Юга и Запада. Прошу простить мне столь бесцеремонное вторжение…

Легкая улыбка осветила костистое лицо аскета, и мы улыбнулись в ответ.

— …но у Шивы-Разрушителя не оказалось под рукой лучшего посланца, чем я, многогрешный.

— Посланца? — разом выдохнули три глотки, и тихо ахнула за спиной Кала— Время. — Под рукой?!

— Увы, это так. Просто Синешеий просил передать вам: минуту назад бешеный сын Дроны напал на спящий лагерь победителей. Шива полагал, это будет интересно узнать всей Свастике.

И я раскинул руки крестом, отдаваясь Жару Трехмирья.

Чтобы в самом скором времени оставить Безначалье.

…Багровое пламя цвета одежд Владыки Преисподней полыхнуло нам в лицо, но стоявшие рядом со мной Яма и Агни были здесь ни при чем.

Это был Второй мир.