Кадры решают все. Суровая правда о войне 1941-1945 гг - Владимир Бешанов

Вот что рассказал С. Шаронов:

«До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937–1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии забрали полностью: арестовали комдива Васнецова, комиссара Руденко, начтаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку — та же картина.

Мы, рядовые бойцы, порой не знали кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забрали, а потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые фанаты метать, все деревянными и деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: «Вам фанату метнуть, а для государства это в корову обойдется» Он задумывался и добавлял: «Да… еще повоюете…»

Во всех округах фиксировалось падение воинской дисциплины. Рядовые красноармейцы проявляли неповиновение «вражеским приказам».

В докладной записке наркому обороны Мехлис писал:

«В некоторых парторганизациях неправильно понимают критику и самокритику, и, вместо того чтобы направить ее на повышение боевой подготовки и укрепление воинской дисциплины, содействуют подрыву авторитету начсостава.

Бывают даже дикие случаи. Парторганизации транспортной роты 301 полка 48-й стрелковой дивизии, обсуждая вопрос о состоянии конского состава, вынесла такую резолюцию: «Лошади находятся у нас в плохом состоянии, конюшни не покрыты, овес ссыпается на землю, у лошадей появляются заболевания и зачесы. Нет ли здесь со стороны командного состава роты у нас врагов народа?»

Командиры пребывали в растерянности и не могли навести порядок. Пришлось внести в Дисциплинарный устав новое положение:

«В случае неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины и порядка командир имеет право применять все меры принуждения, вплоть до применения оружия. Командир не несет ответственности за последствия, если он для принуждения неповинующихся приказу и восстановления дисциплины и порядка будет вынужден применять силу или оружие».

Правда, одновременно по приказу наркома обороны и наркома внутренних дел личное оружие у комсостава изъяли.

Массовым явлением в армии стали пьянки и самовольные отлучки. Всеармейское совещание политработников в апреле 1938 года констатировало: «Пьянство стало широко распространенным, по сути дела, бытовым явлением. Никакой серьезной борьбы с ним комиссары и политработники не ведут».

Это вполне естественно: крайне трудно организовать спасение одних алкоголиков руками других:

«Если до 1939 года основными видами проступков, за которые привлекали к партийной ответственности, были политические преступления, то в 1939 году резко выделяются два вида проступков: служебные преступления (привлечено к партответственности 4261 человек) и морально-бытовое разложение (привлечено 3138 человек). Среди привлеченных к ответственности за эти виды проступков большинство-лица начальствующего состава…

Пьянство продолжает оставаться бичом армии. Особенно безобразные формы принимает пьянство среди начсостава. Командир не считает зазорным появляться в пьяном виде на улице, в парке, театре и кино, что непонятно населению, предъявляющему высокие требования к Красной Армии и ее начсоставу. В ресторанах нередко пьют водку рядом сидящие начальники и красноармейцы.

Преобладающими видами нарушения воинской дисциплины являются: перепалки с начальниками, нарушение строевого устава, уставов внутренней и караульной службы, небрежное отношение к сбережению оружия и боеприпасов, самовольные отлучки и дезертирство».

Весьма значительно выросло число самоубийств, всевозможных аварий, чрезвычайных происшествий и катастроф. Французский посол в Москве заметил по поводу Большого террора: «На Западе подобное положение быстро привело бы к революции. Здесь же народ использует оружие слабых — плохо работает».

Часть командиров, пытаясь укрепить дисциплину, принялась широко практиковать «применение силы», то есть бить подчиненных. Другие просто махнули на все рукой. Репрессии вызывали у командного состава неуверенность в себе и боязнь любой ответственности.

Будущий генерал армии А.И. Грибков (1919 г.р.), досрочный выпущенный из училища в 1939 году, вспоминал:

«На должности разной высоты были расставлены слабо подготовленные командиры, многие из которых не отвечали требованиям занимаемой должности, но зато умели помалкивать. Из войскового обихода исчезли такие понятия, как «думать», «обсуждать», а фразы «это не ваше дело» или «это не мое дело» превратились в формулу жизни».

С помпой проводимые праздничные парады и показательные маневры не могли служить показателем действительного состояния Красной Армии, как и доказательством ее высокой боеготовности, умные люди это понимали.

Генерал П.Н. Краснов писал еще в 1927 году:

«Коммунистическая власть устраивает перед многолюдной толпой, толпой в несколько десятков тысяч человек, показные маневры. Пускают газы, мечутся люди в противогазных масках, скрипя и гремя движутся танки, в небе реют аэропланы, крадутся в дымовой завесе цепи, скачет конница, тянут громадные пушки. Все это так нелепо поставлено, что с военной точки зрения это недостойный балаган. Но балаган этот действует на толпу, он внушает ей представление о советской мощи и о непобедимости красной армии.

В толпе говорят: «Разве при царях на это показывали? Разве при царях мы такое видали?».

Коммунисты — большие знатоки психологии толпы. Они неустанно внушают обществу порабощенной ими России, что они непобедимы, что их армия великолепна, что если бы они были побеждены, то все, кто имеют землю, потеряют ее, понесут наказание за все совершенное, и этот внушаемый массе страх ответственности и еще худшего будущего заставляет ее терпеливо сносить все ужасы настоящего».

Французский военный атташе январские учения 1935 года оценил как организованные в чисто пропагандистских целях и изобилующие тактическими ошибками, а посещение училища связи в Ленинграде в 1936 году — как специально организованное для него шоу.

Маршал Тухачевский в заметках по поводу больших маневров Московского военного округа, проходивших в сентябре 1936 года, отмечал, что ни выучка войск, ни работа штабов, ни взаимодействие войск не находились на должной высоте:

«Мехкорпус прорывал с фронта оборонительные полосы противника без артподдержки. Потери должны были быть огромны… Действия мехкорпуса вялы, управление плохое… Действия мехкорпуса не поддерживались авиацией… Авиация использовалась недостаточно целеустремленно… Плохо работала связь… Высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями… Парашютисты прыгают без оружия. Это надо изменить… Работа штабов, в частности разведка, очень слаба во всех частях…»

Но ничего не изменилось в лучшую сторону и после Тухачевского. Скорее в худшую.

Во время конфликта в районе озера Хасан, «горячая фаза» которого пришлась на 29 июля — 9 августа 1938 года, аукнулись и пренебрежение боевой подготовкой, и блюхеровские хозяйственные эксперименты. На совещании командного и политического состава Посьетского погранотряда, посвященном итогам операции, бригадный комиссар К.Ф. Телегин записывал за выступавшими: