Обреченные обжечься - Anne Dar

***

Дариан был прав, говоря о том, что всегда доводит дело до конца, как и Ирма была права в том, что это не всегда может быть правильным. Хотя, что такое “правильно” и каковы границы этого абстрактного слова?

Пока Таша ужинала в компании Дариана и Ирмы Риордан, Стивену Эртону сообщали о том, что его акции рухнули. Дариан не простил ему его попытку наложить руку на то, что ему принадлежит – на Ташу – однако он забыл об этом на некоторое время, пока вновь не увидел Эртона рядом с Ташей на подземной парковке. Это было давно, но повторно забывать о поглощающем взгляде Стивена, направленном на его женщину, Дариан не собирался. Несколькими днями ранее они случайно пересеклись в Манчестере на приёме у одной влиятельной вдовы, активно подыскивающей себе новую партию среди богатых холостяков, однако, будем честны, сорокапятилетняя дама, не смотря на свою несомненную красоту, не могла рассчитывать на внимание молодого Риордана. В итоге она привлекла внимание своего разведённого ровесника Карла Вагнера, о благосостоянии которого знали далеко за границами Германии.

Эта последняя встреча Риордана с Эртоном на приёме оптимистической вдовы и стала фатальной. Не известно, обошлось ли всё, не спроси тайком Стивен у Дариана как дела у Таши, или же судьба Стивена и без того уже была предрешена его оппонентом, однако факт оставался фактом: этим утром Стивен Эртон ещё был богатым владельцем акций, а уже вечером этого же дня он потерял все свои деньги, оставшись с одной лишь машиной и парой квартир вне центра Лондона на руках. Это сделал Дариан Риордан, и Стивен об этом знал. Естественно он был единственным, кто знал. Всё произошло слишком тихо.

Стивен Эртон ни дня в своей жизни не работал. Акции ему достались по наследству и были всем, что у него имелось. Единственной его бронёй. Оставшись без этой брони, что ему оставалось делать?..

Стивен Эртон пришёл к выводу, что ему остаётся только мстить. Он всегда это умел даже лучше, чем вести праздный образ жизни, хотя и в последнем он значительно преуспевал. Жестокости ему было не отнять даже Дариану Риордану.

Теперь же Стивену необходимо было только время. Не так уж и много времени.

***

Утро вторника началось для Стеллы так же необычно, как начиналось каждое её утро последних нескольких дней её запутанной, словно клубок ниток, без начала, но с неминуемым концом жизни. Она всё ещё не привыкла к своему новому имени и к тому, что она просыпается в небольшой комнатке на узкой кровати, когда-то принадлежавшей её умершему сыну, о котором она совершенно ничего не помнила. Она перелистала все семейные альбомы, пересмотрела две дюжины видеоплёнок с её участием и участием членов её семьи, но абсолютно ничего не могла вспомнить. Помнила только фоторамку с недавно вернувшимся в неё фото, которое она подарила своему мужу перед тем, как на целое десятилетие (почти одиннадцать лет) распрощаться с ним и всеми воспоминаниями о нём. Больше ничего. Ни единого воспоминания в виде яркой вспышки или хотя бы тусклого лучика надежды. В голове бесконечная пустота, так и не сумевшая заполниться сто́ящими воспоминаниями о десятилетии её беспокойной жизни в Ньй-Йорке, каждый день которого был пропитан поисками, будь они внутренними или внешними.

Этим утром Стелла уходила из своего нового (старого) дома тихо, крадучись по старой скрипучей лестнице с острой надеждой на то, что её шагов не расслышит кто-нибудь из здесь живущих. Она всё ещё не привыкла к тому, что под одной крышей может находится так много людей. Целых четыре человека, не считая её. Целая настоящая семья…

Часы показывали пять ноль восемь. Стелла, уже стоя посреди зала ожидания в аэропорту, надеялась вернуться домой до семи. Этот дом она всё ещё не ощущала своим, однако она каким-то чудным образом знала, за какой его дверью что находится или какие половицы под её ногами обязательно скрипнут, если она на них наступит, или где Амелия хранит большой мешок с коричневым сахаром… Будто так и было всегда, будто она знала об этом ещё до того, как могла забыть навсегда…

И всё же она надеялась, что это не навсегда.

Больше неё на это надеялся только Родерик.

Из этих спутанных мыслей её выдернул Патрик Ламберт, остановившийся в паре шагов справа от неё. При нём был небольшой серебристый чемодан из поликарбоната, и он, откатив его чуть вбок, элегантно упёрся в его высокую ручку своей левой рукой, в полусогнутой правой держа свой серый пиджак.

– Ты пришла, – едва заметно улыбнулся он, но это была улыбка чистой грусти.

– Я ведь обещала, – повела плечами Стелла, словно не понимая, отчего он мог сомневаться в её нахождении здесь и сейчас.

На самом деле она прекрасно понимала всё, что между ними всё это время происходило и что ещё только должно было произойти здесь сейчас. Они прощаются. Окончательно и бесповоротно.

Стелла хотя и “ощущала” Родерика частью себя, она всё ещё не вспомнила его, наверное поэтому сейчас ей было так грустно прощаться со своим старым другом. В этом долгом десятилетии им с Патриком не хватило всего несколько часов, чтобы остаться друг с другом навсегда… Стелла думала, что, может быть, это и к лучшему, но не была в этом уверена наверняка.

А вдруг она никогда не вспомнит Родерика?.. Вдруг здесь, в Британии, для неё уже всё потеряно?.. Нет, она не знала наверняка. Но и сдаваться не хотела тоже.

Спустя полчаса, сидя в кафетерии, Стелла скажет Патрику слова, которые он уже ожидал от неё услышать. Она больше не вернётся в Нью-Йорк, она нашла своё начало, свою семью, и останется здесь минимум на тот же отрезок времени, который провела вдали от своей “истории”. Патрик не был удивлён, но он всё ещё безмерно сожалел о том, что утратил единственную бывшую у него возможность завоевать сердце столь невероятной женщины.

…Ещё через двадцать пять минут, заняв своё место в бизнес-классе, Патрик Ламберт смотрел в иллюминатор и ощущал, словно земля уходит из-под его ног, а не из-под шасси уносящего его вдаль самолёта. Так бывало всякий раз, когда он покидал Великобританию. Это был его третий раз.

По-настоящему сильно Патрик впервые влюбился, когда ему было тридцать четыре. Обычно столь сильная любовь случается с мужчинами раньше, однако всю свою молодость Патрик был слишком погружён в свою работу, которая забирала у него все часы его пульсирующей жизни, поэтому столь сильная любовь смогла пробраться в его жизнь лишь в момент, когда бизнес-график жизни Патрика неожиданно стал более гибким. И это произошло в тридцать четыре. Это случилось накануне Нового года, на концерте классической музыки. Пенелопа Бинош была не просто двадцатилетней виртуозной скрипачкой, в столь юном возрасте успевшей достичь настоящих высот в мире музыки, – она была настоящей красавицей.

Это был настолько головокружительный роман, что Патрик до сих пор вспоминает его как лучшее из того, что когда-либо случалось в его жизни. Однако эта эйфория продлилось недолго. Всего три месяца и одна неделя страсти, на части разрывающей грудную клетку, и целая жизнь переполненная сожалением о том, что они всё же потеряли друг друга.