Птичка - Арина Теплова

– Аглая, я более не в силах смотреть, как подполковник увивается за Вами. У Вас есть дочь. Девочке нужен отец. Дмитрий должен был знать обо всем с самого начала.

– Вы не понимаете, если бы он знал, он никогда бы, не отпустил меня.

– И правильно бы сделал! – категорично заявила Вера Кирилловна. Она взяла ладонь Глаши в свою руку и тихо настойчиво произнесла. – Ваш отец и мать на том свете. Кто если не я наставит Вас на истинный путь? Петруша нуждается в матери, в Вас Аглая. Отчего дети должны страдать в разлуке с родителями, только из-за Вашей с Дмитрием гордости и глупых необдуманных поступков? Вы должны вернуться к мужу, и стать, как и прежде одной большой семьей. Это Ваш долг перед детьми, поймите!

Отрицательно мотая головой, Глаша, боясь все это понять. Как ей теперь говорить с Дмитрием? Ведь все последние годы они общались с ним лишь в циничных, обидных фразах. Она уже привыкла плохо думать о нем. О его жестокости и о его предвзятом отношении к ней. Как теперь она сможет вернуться к нему, если они так давно отдалились друг от друга. Теперь она совсем не знала, что испытывает к Дмитрию Скарятину. Это были смешанные чувства горькой обиды, счастливых воспоминаний, страстных объятий и холодного безразличия. Она не могла понять, хочет ли она видеть его сейчас или нет? Скорее нет. Да и захочет ли он вновь жить вместе, это еще вопрос.

– Вера Кирилловна, но отчего Вы не спросили меня, прежде чем писать ему? – произнесла Глаша и на ее глазах навернулись слезы обиды.

– Потому что я вижу, как Вы оба разрушаете свою жизнь. Я прожила на этом свете много и скажу Вам Аглая, что сделаю все, чтобы Вы и Митя, жили вместе, в радости и согласии.

– Я понимаю, Вы любите Дмитрия как истинная мать. Но отчего Вы так печетесь обо мне? – обескуражено заметила Глаша.

– Да раньше я недолюбливала Вас, – констатировала факт Скарятина, поморщившись. – Мало того поначалу даже ненавидела. Но теперь Глаша, поверьте мне, я желаю Вам лишь добра. Вы будете счастливы с моим сыном, ведь я знаю, что он любит Вас. Иначе, как объяснить то, что едва я написала ему неделю назад, как он сразу же направился сюда. Я думаю, что лишь тот факт, что Алиночка не его дочь останавливал Митю от решительных действий по отношению к Вам…

Санкт – Петербург, особняк Скарятиных,

1837 год, Май

Передав Петрушу дворецкому и скинув лишь перчатки и шляпу, Дмитрий стремительно направился в гостиную. Едва он вошел в уютную просторную залу, как его цепкий взволнованный взгляд, прошелся по матери в бледно палевом платье, сидящей на диванчике и двум девочкам двух и четырех лет, играющих на ковре с куклами. Старшая с каштановыми волосами и зелеными глазами не привлекла внимание Скарятина. Младшая же розовощекая пухленькая черноволосая малышка, вызвала в душе Дмитрия целую гамму чувств. Он словно завороженный медленно подошел к девочкам, не спуская взгляда с малышки с ярко голубыми глазами. Ее густые черные волосы по плечи, чуть вьющиеся, блестящие, знакомый цвет глаз и вздернутый носик, привели все чувства Скарятина в смятение. Малышка имела немыслимое сходство с ним.

– Митя! – воскликнула Вера Кирилловна, вставая. – Как ты скоро. Мы ожидали тебя только через неделю.

Дмитрий же не спускал ненормального взгляда с маленькой черноволосой девочки, чем вызвал ее испуг. Она вскочила на ножки и, забившись в широкую юбку бабушки, расплакалась. Вера Кирилловна тут же подхватила Алину на руки и начала успокаивать.

– Здравствуйте матушка, – произнес Скарятин и глухо добавил. – Где она?

– В своей спальне, наверное, – ответила Вера Кирилловна.

Словно очнувшись, Дмитрий резко развернулся и стремительно вышел из гостиной.

Раздался глухой сильный звук, раскрывшейся двери. Глаша обернулась. Высокая мрачная фигура, нервная и угрожающая, вызвала у нее испуг. Однако узнав Скарятина, она тяжело облегченно вздохнула. Его вид, изменившийся и знакомый, вызывал в ее сердце смешанные чувства нежности и боли. Он был без трости, в темно-сером дорожном сюртуке без украшений. В грязных сапогах, на которых блестела вода, с чуть взлохмаченными темными волосами.

Очертания ее нежного тела, в жемчужном шелковом платье, с широкими рукавами и вырезом, обнажающем ее плечи, заставили сердце Дмитрия забиться глухими частыми ударами. Судорожно сглотнув комок в горле, он чуть прищурился. Вновь и вновь пробегая темным взглядом по притягательной фигурке жены, он ощущал, что именно этого момента он ждал многие месяцы. Наконец, он остановил свой горящий взор на ее ярких темных глазах.

Лишь несколько дней назад Аглая, по настоянию Веры Кирилловны, сменила строгий черный цвет траура на послабленный, во время которого разрешалось носить белые и серые тона. И теперь Аглая ощущала себя неуютно в столь открытом наряде. Однако Глаша отчетливо понимала, что Вера Кирилловна преследовала свою цель. Ведь тогда неделю назад она завила на лестнице в парадной, что намерена воссоединить их с Дмитрием. И уже на следующий день категорично велела слугам вынести все черные платья из комнаты Аглаи. После дневного недовольства молодой женщине ничего не оставалось, как надевать менее строгие платья, в одном из которых она и была сейчас.

– Я хочу знать лишь одно, – произнес мрачно Скарятин, медленно проходя в комнату и останавливаясь от нее в нескольких шагах. – Это моя дочь?

Аглая печально вздохнула, и неотрывно глядя в его горящие голубые глаза, просто ответила:

– Она родилась восьмого апреля 1835 года. Видимо Господу угодно, чтобы все мои дети были Вашими.

Он замер и тут же высчитал в своей голове день зачатия. Это было то жаркое лето. Те последние сладострастные недели, когда они не могли насытиться друг другом. Значит когда, в октябре она уходила от него, она уже была беременна. По странной случайности все их дети зарождались в то время, когда они были особенно и много близки. Сквозь зубы выдохнув, Дмитрий, прихрамывая, стремительно приблизился к ней. С неистовством притиснув стройный стан Аглаи к своей груди, он страстно прошептал у ее виска:

– Вы невозможная женщина… Не знаю, сколько Вы еще будете мучить меня… но теперь я понимаю лишь одно… Я люблю Вас…

Следующие полчаса, во время которых, Скарятин с силой прижимая ее теплое тело к себе, нежно шептал Аглае какие-то глупые фразы об ее красоте, сладости и о том, как ему было плохо без нее, она стояла, тихо не шевелясь. Он периодически осторожно целовал ее лоб, волосы и щеки, с трепетом притискивая молодую женщину к широкой груди, и ласкал своими настойчивыми пальцами ее спину, обнаженные плечи и длинные пряди светлых волос. В какой-то момент Глаша тихо произнесла:

– Дмитрии Петрович, Вы приехали с Петрушей?

Лишь на миг его рука замерла у нее на шее, а затем продолжила свое исследование ее плечей, и он глухо прошептал:

– Пойдемте вниз. Дети, наверное, заждались нас, – Он осторожно приподнял ее подбородок рукой и приник к ее губам. Лишь спустя несколько минут, после того как Дмитрий почувствовал, как ее нежные ручки обвили его шею, он оторвался от ее рта и ласково улыбнувшись Глаше, произнес. – У нас еще будет время начать все заново, с чистого листа, моя птичка…