Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу - Сэм Кин

конце концов он сдался. При всей его одаренности как рассказчика одинокий мучительный труд писателя был не для него, и, конечно, обвинить во всем младшего редактора было проще, чем в очередной раз потерпеть неудачу самому.

Берг продолжал использовать друзей и порхать с места на место, расплачиваясь байками о Токио или Бейбе Руте за пристанище на неделю. Рассказы его по большей части отличались легкомыслием, но в кругу близких друзей он иногда затрагивал и более мрачные темы. Казалось, его особенно тревожила история несостоявшегося убийства Вернера Гейзенберга, и он до конца жизни снова и снова проживал те три часа в холодном лекционном зале. В 1966 г. он писал в одном из набросков к мемуарам: «Как бы мне забыть о них?» Возможно, он не хотел думать о себе как о беспощадном типе. А возможно, боялся обратного – что в глубине души он был трусом и никогда не сумел бы разделаться с Гейзенбергом. Как бы то ни было, эти переживания мучили его, и он так и не смог полностью оставить цюрихские события в прошлом. Однажды он даже показал брату резиновую L-капсулу с цианидом, которую взял с собой на ту лекцию и потом хранил всю жизнь.

Бергу всегда была присуща чрезмерная подозрительность, и с возрастом она только усугубилась. Он начал без причины рвать отношения с друзьями и либо отказывался писать им, либо присылал загадочные открытки без обратного адреса. (Одна, из Гаваны, гласила: «Кастро теребит бороду, а Мо в огне».) Он утратил и свой некогда безупречный лоск: порой хозяева заставали его, когда он стирал в их ванне свой становившийся все более потрепанным костюм. Единственное место, где Берг обязательно появлялся на склоне лет, были матчи Мировой серии. Главная лига бейсбола выдала ему гравированную посеребренную карточку, которая давала пожизненное право на бесплатное посещение любого стадиона, и Берг пользовался ею в полной мере. Однако всякий раз, когда какой-нибудь старый приятель замечал его на трибуне и махал рукой, он прикладывал палец к губам, шептал «тсссс!» и исчезал.

В мае 1972 г. в возрасте 70 лет Берг подхватил вирусную инфекцию и почувствовал слабость и головокружение. Через несколько дней он упал в доме сестры и ударился о низкий столик. У него началось внутреннее кровотечение (тело выглядело как один гигантский кровоподтек), и при поступлении в больницу начало сдавать сердце. Вскоре он умер. Его последними словами, сказанными медсестре, были: «Как сегодня сыграли Mets?»

После войны в Европе перспектива возвращения в Мичиган казалась Сэмюэлу Гаудсмиту ужасной: слишком уж там скучно, слишком провинциально. Он нашел работу на ускорителе частиц в Брукхейвенской национальной лаборатории в штате Нью-Йорк, где продолжил исследования, и стал редактором журнала Physical Review Letters. Он также выступил консультантом романа Эптона Синклера «Пастырь, молви!» о похожей на «Алсос» операции в Европе. Его давний интерес к Древнему Египту проявился в написании популярной книги про иероглифы («Букварь Рамзеса») и в разработке методики поиска скрытых помещений внутри пирамид Гизы с помощью космических лучей (из этого ничего не вышло).

«Иногда я оглядываюсь назад (дурная привычка) и удивляюсь… что сбылось много моих детских мечтаний, но не сбылись более важные чаяния зрелых лет», – писал он дочери в 1973 г. Среди детских мечтаний он упомянул изучение египтологии и «участие в секретных разведывательных операциях». А вот в качестве физика он так и не получил престижной должности в Европе. И хотя коллеги 48 раз номинировали его на Нобелевскую премию, эта награда всегда ускользала от него. Больше всего удручало, что из-за слишком долгой жизни сбылось его худшее опасение: его стали забывать в профессиональной среде. В 1977 г. Американское физическое общество провело специальное заседание, посвященное 50-летию квантового спина, его великого открытия. Однако ни Гаудсмит, ни его соавтор Джордж Уленбек приглашения не получили, и о них там даже не упомянули. Неудивительно, что Гаудсмит писал дочери: «Я очень расстроен своим выходом на пенсию». Иногда, читая его письма, нельзя не задаться вопросом, не являются ли его уныние и цинизм игрой, притворством. Не в этом случае.

С возрастом Гаудсмит все чаще находил спасение в дружбе. Он всегда старался посещать в Вашингтоне осенние встречи ветеранов «Алсоса», которые проходили раз в несколько лет. Старые вояки устраивали буйную вечеринку в пятницу вечером, а в субботу утром отправлялись на поле для гольфа; победитель получал заветный Кубок Паша. Гаудсмит также очень сблизился с Мо Бергом и считал его одним из немногих «настоящих друзей», которые у него когда-либо были, «из тех, с кем можно обсуждать все, даже личное». Один личный вопрос, который они обсудили, касался жены Гаудсмита. После долгих лет взаимного разочарования (которое стало накапливаться еще во время войны, когда она отказывалась писать ему, несмотря на все его просьбы) Гаудсмит решил развестись. Они уже жили отдельно, и, чтобы ускорить процесс, он оформил временную регистрацию в Неваде. Но она сопротивлялась и, когда пришло время вручить ей документы на развод, отказалась давать свой адрес. Гаудсмит знал только, что она жила на мысе Кейп-код в штате Массачусетс и что он ежемесячно отправлял чеки на адрес банка в Бостоне. В итоге он заплатил Бергу 100 долларов, чтобы тот тряхнул шпионской стариной и выследил ее. На Кейп-коде Берг подружился с шерифом и начальницей почтового отделения, найдя жену Гаудсмита в мгновение ока.

Но, как и всех остальных, Берг в конце концов выкинул Гаудсмита из своей жизни и перестал отвечать на его письма. Никто не понимал почему, и меньше всех – сам Гаудсмит. В отчаянии он начал писать брату Берга и другим общим знакомым. Зная, что Берг любит решать газетные головоломки, Гаудсмит даже сочинил криптограмму и продал ее изданию The New York Herald; решение гласило: «Мо Берг, где ты?» Берг так и не ответил, и этот разрыв поверг Гаудсмита в уныние. Из-за войны он уже лишился дружбы Вернера Гейзенберга. Теперь из его жизни исчез и Мо Берг.

Война затронула не только дружеские отношения. Гаудсмит полагал, что изменилась сама физика, причем не в лучшую сторону. Перед войной физики были никем – милосердно забытыми учеными, копавшимися в своих лабораториях в блаженном неведении о большом мире. После войны – по большей части из-за атомной бомбы – физика стала слишком важна, чтобы оставлять ее физикам. В дело вмешались генералы и политики, а годовые бюджеты выросли до миллионов долларов. Прошли времена, как выражался Гаудсмит, «веревки и сургуча», когда эксперименты были дешевыми, оборудование – самодельным, а два бестолковых аспиранта могли наткнуться на такое фундаментальное открытие, как квантовый спин.

Коллега Гаудсмита однажды заметил, что «Сэм так и не обрел былой легкости, присущей ему до войны», и то же самое можно сказать почти обо всех, кто был замешан в истории с атомным шпионажем: о Жолио-Кюри, Вернере Гейзенберге, Мо Берге, семье Кеннеди. Деление ядра было одним из основополагающих открытий физики ХХ в., однако оно оказалось не только научным, но и социальным явлением. В своем отчаянном желании перекрыть безумцу доступ к бомбе ученые из стран-союзниц открыли новый вид безумия – безумие охоты за тяжелой водой, геологических десантов, убийств по политическим мотивам и радиоактивной зубной пасты, не говоря уже о Хиросиме и Нагасаки. На каждом этапе вовлеченные в этот процесс мужчины и женщины верили, что поступают правильно. Но, расщепив атом, они раскололи мир.

Спасибо и кое-что еще

Надеюсь, вам понравилась моя книга и ее яркие персонажи. Если вы хотите узнать о них побольше или просто прочитать несколько увлекательных и забавных историй, ознакомьтесь с дополнительными материалами на моем веб-сайте: http://samkean.com/books/the-bastard-brigade/extras/notes/. Кое-какие фотографии доступны по ссылке: http://samkean.com/books/the-bastard-brigade/extras/photos/.

Наконец, при желании вы можете мне написать: http://samkean.com/contact. Я очень люблю читательские отклики.

Благодарности

Эта книга стала для меня чем-то новым и потребовала гораздо большей работы