Нобелевская премия - Андреас Эшбах

– Не знаю, успокоит ли это меня, – сказал я. Мне снова вспомнилось, чем я собрался заняться ночью. Туманно, насколько возможно, и точно, насколько необходимо, я описал ему свои намерения.

Димитрий ахнул.

– Ты хочешь проникнуть в Нобелевский фонд? Ты в своем уме?

– Надо, – сказал я, не вдаваясь в подробности, почему. Точно я этого и сам не знал. Я кивнул на его компьютер. – А не мог бы ты выйти на план здания? Я бы взглянул, чтобы потом иметь представление, где я нахожусь.

– Задачка для детского сада, – сказал Димитрий. – Ты смог бы посмотреть это в любом Интернет-кафе.

Я наморщил лоб.

– А что такое Интернет-кафе?

– Ах да. Я забыл, извини. Ты же только что выбрался из каменного века. – Он ещё раз затянулся сигаретой, а потом отложил её на край переполненной пепельницы, где ей суждено было медленно изойти дымом. Несколькими кликами он запустил программу, в которой я, после просветительских лекций для общего развития нашего брата, заключённых, опознал интернетовский поисковик. – Ну вот, так я и думал, – сказал Димитрий. – Смотри, Нобелевский фонд имеет свой сайт по адресу www.nobel.se. Если я не ошибаюсь, что, конечно, всегда может быть… Нет, всё на месте, смотри: виртуальная экскурсия по фонду. Так что можем осмотреться.

С едва поддающейся описанию растерянностью я следил, как открывается окно, в котором Нобелевский фонд собственноручно выкладывал мне всё, что я искал. В верхнем поле был виден фасад здания, но достаточно было кликнуть, чтобы заглянуть и внутрь. В нижнем поле – как удобно! – одновременно показывался план первого и второго этажей. Я узнал, что здание было построено в 1920 году архитектором Рагнаром Хьёртом, а в 1970-м обновлено Петером Цельсингом: такие вроде бы незначительные детали часто были в моём деле на вес золота, когда речь шла о том, чтобы получить точную информацию о здании фирмы. Не раз мне в порядке подготовки к основному взлому приходилось проникать сперва в архитектурное бюро, чтобы изучить там соответствующие планы строения.

За парадной дверью начинался длинный, напоминающий гробницу фараона коридор. Путь лежал мимо четырёх стенных ниш со статуями – из бронзы, как пояснял услужливый текст, – и вёл к большому мраморному бюсту Альфреда Нобеля, хорошо знакомому из книг. Лестница по левую руку вела вверх на второй этаж, где и располагался офис фонда.

– Вернись-ка назад, – попросил я. – В коридор. Вот, что это? – Можно было при помощи мыши оттянуть картинку в сторону так, будто управляешь воображаемой видеокамерой. – Вот эта дверь, куда она ведёт?

Вдоль левой стены коридора три узких окна доставали до пола, и по крайней мере одно из них было, судя по изображению, дверью, ведущей во внутренний двор. Димитрий кликнул на неё, и картинка «вывела» во двор, часть которого была занята фонтаном, а в одном солнечном уголке стояла зелёная садовая мебель. Значит, картинка была снята в разгар лета, когда, как следовало из текста, здесь было любимое место сотрудников для кофепития.

Мне это место тоже нравилось всё больше, чем дольше я вглядывался в картинку.

– Можешь увеличить вот это? – спросил я и указал на смутное тёмное пятно на двери. – Я хочу посмотреть вблизи, какой это замок.

– Да, – кивнул Димитрий и немножко покликал, но на картинке ничего не изменилось. – Не так всё просто. Но подожди. – Я не понял точно, что он делал; кажется, вынимал картинку из интернетного браузера при помощи другой программы, чтобы потом эту картинку обработать уже в третьей программе, меню которой было написано кириллицей: часть картинки увеличить, яркость, цвет и резкость улучшить и так далее. – Эту программу мне прислал мой старый друг, который работает в космическом агентстве «Энергия». С её помощью они обрабатывают картинки, которые им поставляют космические зонды. Алгоритмы в этой программе гораздо лучше, чем в Ami, – сказал он, посмеиваясь.

Программа действительно извлекла из маленькой картинки на удивление много. Увеличение получилось не настолько чёткое, чтобы можно было прочитать название фирмы-производителя – на хороших кодовых замках оно так и так не указывается, – но достаточное, чтобы я мог опознать марку. Я невольно надул щёки: деньги явно не играли для Нобелевского фонда роли, когда речь шла о системе безопасности. Взломать эту штуку будет нелегко.

– Да, я тоже думаю, что экономить им не приходится, – согласился Димитрий с моим замечанием на этот счёт. Он переключился на другую интернетную страницу Нобелевского фонда. – Вот, пожалуйста тебе: финансовый отчёт.

Я глазам своим не верил. Действительно, с точностью до мелочей здесь выставлялось на всеобщее обозрение, как велика на настоящий момент рыночная стоимость инвестированного капитала – 3,59 миллиардов крон, – стоимость различных портфелей в акциях и прочих ценных бумагах и так далее, какова доходность и какие расходы возникали в каких областях, а также, естественно, на каком уровне дотируются Нобелевские премии: десять миллионов крон каждая из них.

– О'кей, – сказал я наконец, давая ему знать, что он может снова закрыть страницу. – То, что у них есть деньги на то, чтобы ими бросаться, все и так знают.

– И что? Ты исцелился от своего плана? – спросил Димитрий. – Или я теперь снова увижу тебя только через шесть лет?

Я помотал головой.

– Шесть лет? Шестью годами я уже не отделаюсь. Но это ничего не меняет, все равно мне надо попасть внутрь. Сегодня.

– Кто же платит тебе столько, что это оправдывает такой риск? Скажи, если ты мне друг. Я тоже готов поработать на такого заказчика.

– Тут не деньги замешаны, – сказал я.

– А что же? Пари? Попытка рекорда?

Я указал на увеличенный участок картинки с кодовым замком.

– Это я открою. И как попасть во двор, я тоже знаю. В полночь меня никто не увидит, и я смогу работать спокойно.

– О'кей, тогда посмотри сюда, – он указал на другую картинку, вид одного из внутренних помещений, увеличил её участок. – Я-то думал, ты давно заметил. Уж если даже мне, любителю, это бросилось в глаза.

Я уставился на экран, и в животе у меня возникла странная, бездонная пустота.

– Ой-ой-ой, – протянул я. – Вид не радующий.

– Да уж. Датчик движения, насколько я припоминаю уроки, полученные от некоего Гуннара Форсберга, – констатировал Димитрий. – Ими полон весь дом. Только ступишь внутрь, как начнётся тревога.

В двадцать два часа я уложил свой чёрный рюкзак. Ещё на обратном пути к Биргитте я купил на заправке новый карманный фонарь, ничего особенного, но сойдёт. После этого у меня осталось денег как раз на метро.

Биргитта молча смотрела, как я собираюсь. Она была не в духе. Её плохое настроение можно было буквально потрогать руками.

Когда я вернулся от Димитрия, у нее уже был готов ужин, классические тефтели с картофельным пюре, брусникой и маринованными огурцами. Скорее всего, всё из баночек или из полуфабрикатов глубокой заморозки, но она накрыла на стол красиво, и всё было вкусно. После этого я рассказал ей, что задумал, и попытался объяснить, почему. Это мне плохо удалось, не в последнюю очередь потому, что я сам этого толком не знал. Вообще-то говоря, это походило на безумие. И оно было необоснованным. Я даже не знал, что я надеюсь найти, а если что-то и найду, я не знал, что мне с этим делать дальше. Вполне возможно, я уже свихнулся за последнее время и даже сам не заметил. Но говорить мне об этом тоже было бессмысленно.