Курс на Марс. Самый реалистичный проект полета к Красной планете - Роберт Зубрин

Саган, конечно же, был не одинок в своих призывах к международному партнерству в освоении космоса. Почти каждый экспертный совет, назначенный НАСА или президентом (а их было много) в течение последних двадцати лет, призывал к совместным космическим проектам. Хотя политическая ситуация сильно изменилась, остается очевидная экономическая польза: чем больше партнеров, тем больше карманов. Неподъемные для одной страны затраты можно было поделить между двумя или несколькими государствами. Совместные усилия Европейского космического агентства позволили не только создать мощную европейскую космическую науку, но и разработать одну из самых успешных ракет-носителей, осуществляющих рейсы в настоящее время, «Ариан». Технологии, как и затраты, можно разделять к общей выгоде. В настоящее время Соединенным Штатам не хватает тяжелой ракеты-носителя достаточной мощности, чтобы запустить миссию в духе «Марс Директ». У России, с другой стороны, на вооружении была одна такая сравнительно недавно, в конце 1980-х годов, – «Энергия». Благодаря ее способности поднять груз в 100 тонн на НОО возрожденная «Энергия» была бы в настоящий момент самой мощной ракетой на планете. «Энергия» взлетала только дважды, отчасти потому, что для нее не было миссии. Пилотируемая программа исследования Марса идеально отвечала бы всем требованиям. Кроме того, на Международной космической станции используются несколько российских модулей в качестве основных компонентов орбитальной лаборатории.

Хотя реализация марсианской инициативы международными усилиями сулит нам очевидные выгоды, она может привести и к серьезным тратам. Делая проект совместным, мы неизбежно теряем над ним контроль. У нас по-прежнему остается право голоса, но при по-настоящему совместной работе ни одна из наций не может в одиночку определять судьбу проекта. Европейским и японским партнерам Соединенных Штатов по МКС пришлось попотеть, чтобы несколько раз переделать станцию по заказу Конгресса США. Партнеры мало что могли сделать, так как Конгресс усиленно ратовал за сокращение проекта. Аналогично, в ходе работы над программой МКС НАСА часто приходилось сталкиваться с вероятностью, что наш главный партнер, Россия, не сможет выполнить свои обязательства. В целом принятие решений в международных программах замедляется, что обычно приводит к увеличению затрат.

Если оставить политику в стороне, есть много технических препятствий, которые могут возникнуть в рамках масштабных совместных проектов: что делать, если один из партнеров согласился разработать технологию, а потом по тем или иным причинам не разработал ее? Что делать, если ключевой партнер выходит из программы? Что делать, если международные отношения меняются и дружественный народ становится врагом? Такие события могут полностью дестабилизировать расписание программы, и задержки в проектах такого масштаба, как «Аполлон», МКС или марсианская программа, как правило, накапливаются каскадно, приводя к потенциально катастрофическим последствиям для проекта.

Когда я впервые услышал о схеме Сагана для совместного американско-советского полета на Марс в 1980 году, я не считал это предложение практичным. Соединенные Штаты тогда были в разгаре своих «Звездных войн» и наращивали ракетное вооружение, Советский Союз воевал в Афганистане, и обе страны вели опосредованные войны друг с другом в Сальвадоре, Никарагуа и других местах. В 1980 году Соединенные Штаты и Советский Союз не смогли совместно участвовать в Олимпийских играх. Идея, что мы сумели бы провести совместную марсианскую программу продолжительностью в несколько лет, казалась утопичной. Кроме того, с точки зрения отбора экипажа сложно представить вариант хуже, чем предложенный Саганом: астронавты США и советские космонавты – две группы экс-пилотов истребителей, много лет обучавшиеся убивать противника и убежденные, что так нужно. Хотя Саган утверждал, что процесс взаимодействия сам по себе поможет объединить противостоящие народы, я подумал, что, вероятнее, конфликты между двумя странами свели бы сотрудничество на нет.

Однако сегодня есть новое основание для американско-российского сотрудничества в космосе. И его можно использовать не для того, чтобы попытаться заключить мир с врагом, а для того, чтобы стабилизировать отношения с нацией, которая могла бы стать настоящим другом. Россия сегодня – это побежденная сверхдержава с неустойчивой экономикой и растущими реваншистскими настроениями и в то же время страна, обладающая 10 000 ядерных боеголовок, которые могут быть кем-то незаконно присвоены или перенацелены на Соединенные Штаты, если националисты или экстремисты придут к власти. Таким образом, в интересах Соединенных Штатов помочь стабилизировать Россию политически и экономически. Поддерживать российскую экономику закупками ракетно-космической техники – один из способов сделать это. Конечно, большая часть расходов на сотрудничество уйдет не по назначению, но, с точки зрения налогоплательщика США, деньги все равно удастся сберечь, потому что российская космическая техника намного дешевле, чем западная.

Некоторые говорят, что такие действия были бы ошибкой, поскольку Россия может использовать свой космический потенциал против США, если зарождающаяся в ней демократия рухнет. Но сторонники этого мнения не учитывают, что в рамках совместной программы полета на Марс нам пришлось бы поддерживать лишь некоторые отрасли российской космической промышленности, имеющие ограниченное военное применение, – например, изготовление жидкотопливных двигательных систем, ракет-носителей большой грузоподъемности и систем жизнеобеспечения.

Однако еще более важно следующее: общая работа, риск и азарт совместной программы способны связать США и Россию узами настоящей дружбы, и в этом случае возрождение сильной России, которое может произойти в любом случае, пошло бы на пользу Америке, а не наоборот. Действительно, после сложного последнего десятилетия назрела потребность повторно скрепить великий западный союз всех государств, приверженных идеалам прогресса, ума и свободы. Программа пилотируемого полета на Марс может стать способом воссоздать этот союз.

Другими словами, в контексте современных глобальных политических реалий предложение Сагана о совместной американско-российской или, еще лучше, полностью международной программе полета людей на Марс имеет много достоинств. Его основной проблемой остается один программный риск – программа полета на Марс может стать заложником стабильности в России, Европе или в другом месте.

Но не исключено, что игра стоит свеч.

Существует и третий подход к полетам на Марс, он более умозрительный, чем уже упоминавшиеся, но имеет большие перспективы. Я называю его подходом Гингрича, потому что я придумал его, понукаемый бывший спикером Палаты представителей, и потому что он согласуется с принципами, которых господин Гингрич придерживался некоторое время.

Вот история, лежащая в основе идеи. Летом 1994 года меня пригласили пообедать с тогда еще конгрессменом от республиканской партии Джорджии Ньютом Гингричем и некоторыми из его сотрудников, чтобы рассказать им о моих взглядах на исследование Марса. Я рассказал о плане «Марс Директ» как о недорогой программе пилотируемого полета к Марсу в краткосрочной перспективе. Гингрич был в восторге от озвученных мной возможностей. «Я хочу поддержать этот проект с законодательной стороны», – сказал он мне, но он хотел сделать это «в форме каких-то свободных инициативы, а не просто выделять деньги НАСА для подготовки миссии на Марс». Гингрич пригласил меня прийти на его телешоу, чтобы подробнее обсудить миссию, что я и сделал, а затем направил меня на встречу с Джеффом Айзенахом, президентом фонда «Прогресс и свобода»