Враг рода человеческого - Вольфганг Хольбайн

— Ничего особенного, — ответил Бреннер, а затем, помолчав, добавил, нервно улыбаясь: — Вероятно, хозяйка слишком переоценила надежность и крепость этого строения.

Салид тоже ощупал неровный край обвалившегося косяка. Он взял задумчиво комочек белой трухи, растер ее пальцами, понюхал и, пожав плечами, вытер пальцы о брюки. Бреннер и Йоханнес вопросительно взглянули на него, но он опять пожал плечами.

— Если бы мы были сейчас в Америке или Австралии, то я мог бы сослаться на термитов, — сказал он. — Но ведь здесь они не водятся. Вероятно, этот дом просто сильно обветшал, — он тихо засмеялся — Кто знает, может быть, он в ближайшие часы рухнет, и мы успеем скрыться под шумок

Бреннер засмеялся таким же, как Салид, неестественным, деланным смехом и снова внимательно взглянул на косяк. Лак, покрывавший его поверхность, во многих местах облупился. Но самое странное, этот процесс разложения, казалось, продолжался прямо на глазах. Вероятно, в шутке Салида была доля истины. Если весь дом находился в том же состоянии, что и эта дверь, то вполне возможно, здание действительно могло вот-вот рухнуть. Если по нему будут продолжать стрелять из пулеметов. И все же это был полный абсурд!

— Пошли! — сказал Салид. — Спустимся вниз.

Он снял свой автомат с предохранителя и снова вышел в коридор. Салид двигался осторожно, согнувшись, хотя только недавно самым тщательным образом осмотрел весь второй этаж. Все так же не разгибаясь, он подбежал к лестнице и, опустившись на одно колено, долго всматривался в царившую внизу темноту и только затем сделал знак Бреннеру и Йоханнесу следовать за ним.

Бреннер вышел в коридор, чувствуя, как сильно бьется сердце у него в груди. Хотя он старался двигаться как можно более тихо — правда, это была, на его взгляд, совершенно излишняя мера предосторожности, — он не мог похвастаться ловкостью Салида, плавностью и элегантностью его походки. По сравнению с палестинцем Бреннер двигался так же неловко, как слон в посудной лавке. Салид бросил на него укоризненный взгляд и быстро сделал предостерегающий жест, видя, что Бреннер хочет вслух извиниться за свою неловкость. Затем Салид показал рукой вниз и Бреннер, прислушавшись, понял, что хотел сказать палестинец. Они были не одни в этом доме, снизу доносились какие-то звуки.

Правда, Бреннер не был уверен, издавали ли эти звуки живые существа или рассохшиеся балки дома. Шум был слишком необычным. Что-то шуршало и шелестело внизу, похрустывало и постукивало совсем тихо, но отчетливо. Трудно было определить источник этого звука и локализовать его в пространстве, шумы доносились отовсюду. Эти звуки были похожи на звук рассыпавшихся горошин, прыгающих вниз по лестнице, такой звук могли издавать также руки ребенка, роющегося в большой пластмассовой миске, наполненной воздушной кукурузой. Казалось, что у подножия лестницы что-то шевелится, но даже если это и не был обман зрения, Бреннер все равно не мог ничего разглядеть в темноте.

— Что это? — спросил Йоханнес. Он вынырнул из-за спины Бреннера почти бесшумно и точно так же, как Салид, опустился на одно колено у лестницы, напряженно глядя вниз. Патер выглядел на удивление спокойным. Это не могло не броситься в глаза Бреннеру, хотя сам патер вряд ли сознавал перемену, произошедшую в нем. Бреннер не сомневался, что и на этот раз, в отличие от него, Йоханнес отреагирует на ситуацию так, как надо, снова оказавшись на высоте. На секунду он ощутил невольную зависть.

— Понятия не имею, — ответил Салид на вопрос патера, пожимая плечами и одновременно не сводя глаз с казавшейся ожившей темноты, царящей у подножия лестницы. Салид прищурился, и Бреннер невольно подумал, что палестинец, возможно, действительно видит там больше, чем они.

— Это американцы? — спросил Йоханнес.

Салид пожал плечами, задумался на мгновение, а затем покачал головой:

— Нет, это что-то… другое.

Бреннер внутренне содрогнулся от этих слов. “Что-то”. Салид сказал “что-то”, а не “кто-то”.

Салид сделал знак своим спутникам замереть на месте, а сам встал и, не разгибаясь, начал очень медленно и осторожно спускаться по лестнице. Однако на этот раз он не смог избежать Шума. Ветхие ступени скрипели под тяжестью его веса, а один раз доска под его ногой с треском сломалась Салид начал быстрее двигаться по лестнице, чтобы уменьшить силу давления своего тела на ступени. Оказавшись на середине лестничного марша, он кивнул своим спутникам, приказывая им следовать за собой.

Бреннер жестом попросил Йоханнеса повременить и первым начал спускаться вслед за Салидом. Он сделал это не из храбрости, а как раз наоборот, из боязни, что за его спиной будет не Йоханнес, а темнота, наполненная непонятными шорохами. И только сформулировав эту мысль, Бреннер понял, насколько точно она соответствовала действительности. В этом доме уже давно не было тихо. После перестрелки, адского грохота вертолета и их взволнованных разговоров, дом мог показаться тихим, но тишины как таковой в нем не было. Напротив, Бреннер теперь отчетливо слышал звуки, наполнявшие окружавшую его со всех сторон темноту. Шорохи, шелест и похрустывание действительно доносились с первого этажа, но к этим уже знакомым звукам примешивались теперь и другие, казавшиеся жуткими — шепот далеких детских голосов, доносимых сюда ветром, легкий топот бесчисленных крохотных ножек каких-то существ, шмыгающих по полу, поскрипывания, похрустывания, чавканье и хрустящие звуки пережевывания, потрескивания разваливающегося дома и другие трудно определимые шумы. У Бреннера было такое чувство, как будто весь дом ожил.

* * *

— Что значит “он исчез”? — Кеннели еле сдерживался, чтобы не раскричаться. Ему это удалось только потому, что несмотря на свое превосходное произношение, он с большим трудом изъяснялся на чужом языке. Строй этого языка казался ему ужасно сложным, а правила просто вычурными.

В данный момент Кеннели, однако, не был настроен рассуждать над грамматическими сложностями немецкого языка. Он собрал всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться с места и не схватить этого идиота за шиворот. С каким наслаждением он вытряс бы из него душу.

— Но это действительно так! — оправдывался врач, стоявший напротив него.

— Я сам не понимаю, но он… когда я возвращался к машине, вышел мне навстречу! Просто встал и вышел из машины!

— Просто, вы говорите? — кипятился Кеннели. — А почему вы не попытались задержать его?

— Задержать? — врач недоумевающе заморгал глазами. — Но зачем?

— К-как это з-зачем? — заикаясь переспросил Кеннели и открыл рот от изумления. На его лице отразился неподдельный ужас. На этот раз ему понадобилось несколько секунд для того, чтобы снова взять себя в руки. — Послушайте, мистер, еще пять минут назад вы мне сами рассказывали, что этот человек опасно ранен в грудь. Вы утверждали также, что он парализован! А сейчас вы говорите, что он встал и пошел как ни в чем не бывало!

— Я понимаю, что это звучит довольно странно, — ответил врач. — Но так все оно и было на самом деле! Я… я сам ничего не понимаю!