Форс-мажор - Алексей Калугин

– Глеб Емельянович, – полковник со стуком поставил перед начштаба пустую рюмку. – Полагаю, тебе следует ввести нашу гостью в курс дела.

– Мне? – Чуднов наполнил рюмку полковника, а заодно свою и бывшего замполита.

– Именно тебе, – подтвердил Павел Николаевич.

– А как же режим секретности?

Скурцев оценивающе посмотрел на девушку.

– Риточка, вы умеете хранить тайны?

– Конечно, – быстро кивнула Рита.

– А государственную?

Рита кивнула молча.

Ответ девушки понравился командиру «Литерного».

– Приступайте, Глеб Емельянович, – скомандовал полковник Скурцев.

Офицеры выпили и закусили.

– Полагаю, Марго, ты слышала, что в былые времена по всей необъятной территории Советского Союза курсировали специальные поезда, на которых были установлены ракеты дальнего радиуса действия, – начал Чуднов. – Такие, что и по Америке запросто могли шарахнуть. В годы «холодной войны» это было необходимо для того, чтобы противник не мог вычислить наши ракетные базы и нанести по ним превентивный удар. Одним из таких поездов был и наш «Литерный». После того как Союз нерушимый пошел псу под хвост, а «холодная война», соответственно, переросла в горячую дружбу между народами, США и Россия подписали договор, в соответствии с которым мы должны были снять ракеты с движущихся по рельсам платформ. Ракет не стало, но спецпоезда остались. И что с ними оставалось делать?..

Глеб Емельянович сделал паузу, предлагая Рите ответить на заданный вопрос.

– Использовать для перевозки мирных грузов и гражданского населения, – не задумываясь, выпалила девушка.

– Хороший ответ, – наклонил голову начштаба. – Чувствуется хватка будущего экономиста. Но наше командование, Марго, как водится, пошло иным путем. Оно решило использовать спецпоезда для перевозки оружия, которое не попадает ни под один из договоров. Потому что ни наше правительство, ни правительства других стран не признаются, что у них это оружие имеется. Мы, Марго, возим в нашем поезде колдунов.

– Кого? – решив, что ее разыгрывают, Рита подалась вперед и приготовилась рассмеяться.

– Колдунов, – без тени улыбки повторил начштаба. – Ясновидящих, прорицателей, экстрасенсов, ворожей, телепатов, психокинетиков… У них там своя классификация. Мы их всех называем просто колдунами. Весь фокус в том, что, когда группа колдунов начинает работать в каком-то одном месте, вражеские колдуны очень быстро их вычисляют и блокируют. А то и дезинформацию какую подкинуть могут. Бывали случаи… Колдунов же, работающих в движущемся вагоне, практически невозможно не то что блокировать, но даже обнаружить, – Глеб Емельянович улыбнулся, наколол на вилку полоску сала и положил ее на кусочек черного хлеба. – Вот так мы и колесим по стране, сея смуту и разброд в стане противника.

– А-а… – Рита перевела взгляд с начштаба на полковника.

– Все это правда, Риточка, – кивнул Павел Николаевич.

– И на что способны ваши колдуны?

Вопрос было откровенно глупый. Более того – неправомерный. То, что Рита задала его, можно объяснить лишь тем, что девушка пребывала в полнейшей растерянности.

– Э нет, – помахал вилкой с насаженным на нее кусочком маринованного огурчика полковник Скурцев. – Ты, Риточка, и без того уже слишком много знаешь.

– Ага, – кивнул невесело Трупень. – Настолько много, что нам остается только ее убить.

– Не пугай девочку, – с укоризной посмотрел на бывшего замполита полковник. – Могу сказать тебе одно, Риточка, – вновь обратился он к будущей студентке. – Многое из того, что ведущие новостей обычно приписывают непредвиденному стечению обстоятельств или воле рока, на самом деле наша работа.

Рита была ошеломлена и растеряна. Кто бы мог подумать! «Литерный», появление которого в Диком всякий раз ждали как чуда, на самом деле… На самом деле таковым и являлся! Армейский поезд, оснащенный бригадой колдунов. Расскажи кому такое… Э нет, рассказывать было нельзя – государственная тайна!

В дверь негромко постучали.

– Заходи! – рыкнул полковник Скурцев.

Дверь откатилась в сторону.

Более странную троицу, чем та, что явилась в штабное купе, трудно было представить. Возглавлял ее высокий, очень худой мужчина с гладко зачесанными назад набриолиненными, иссиня-черными, явно крашенными волосами, острым носом и оттопыренными ушами. Одет он был в поношенный черный фрак, под которыми вместо белой манишки была надета рубашка в красно-синюю клетку. Вторым был совсем молодой человек, едва ли не мальчишка, с рыжими всклокоченными волосами, с озорным взглядом и весь в веснушках. В костюме его не было ничего необычного – джинсы и майка, – если не считать большого круглого значка с надписью «Ленин жив?..» на груди. Третьей была пожилая, очень пожилая женщина, явно косящая под цыганку. Маленького роста и полная сверх всякой меры, она, казалось, с ног до головы была закутана в огромную цветастую шаль. Волосы были спрятаны под ярко-оранжевый платок, а на необъятной груди позвякивало декоративное монисто – монетки ненастоящие, но зато очень много.

– Товарищ полковник! – по-военному приложив руку к рыжим волосам, отрапортовал самый молодой. – Группа колдунов в количестве трех человек по вашему приказанию прибыла!

– Вольно, – усмехнулся Павел Николаевич. – Знакомьтесь, Риточка, – указал он на вновь прибывших. – Того, что из себя военного корчит, зовут Вася Собкин. С виду он неказист, но способен на многое. Один из лучших наших ясновидящих.

– В мире мне нет равных! – вставил Собкин.

– Да ладно тебе, – махнул на него рукой полковник. – В мире!.. Можно подумать, ты в этом мире с кем-то силами мерился!.. Тем не менее, Риточка, свое дело Собкин знает. При благоприятных гидрометеорологических условиях способен рассмотреть документ, что в Пентагоне у ихнего генерала на столе лежит. Одна проблема – по-английски читать не умеет. Сколько ни пытались научить, все без толку. Видимо, полнейшая неспособность к языкам компенсируется у Васи талантом ясновидящего.

– Именно так, товарищ полковник! – счастливо улыбнулся Вася.

– Господина во фраке зовут Яков Михайлович Вертель, – продолжил презентацию полковник Скурцев. – Прорицатель в третьем поколении. Деда его за пророчества неуместные чекисты расстреляли. С отцом обошлись гуманнее – отправили на Колыму золото мыть.

– Папа и это предвидел, – голос у Вертеля был очень высокий, взвизгивающий на полуистерических нотах. При этом говорил он, как чревовещатель, почти не открывая рта, и на лице его не отражалось никаких эмоций, кроме гордой самоуверенности. – В тетради пророчеств он написал, что найдет свою погибель среди снегов. А было ему тогда девятнадцать лет.

– Удивительно, – покачала головой Рита.

– Ага, – саркастически усмехнулся Павел Николаевич. – Только умер папа Якова Михайловича не на Колыме. Он был реабилитирован, вернулся в свой родной Ленинград и уже там, спустя восемь лет, замерз как-то ночью в сугробе. В свидетельстве о смерти сказано, что гражданин Вертель находился в состоянии сильного алкогольного опьянения.