Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта - Игорь Коломийцев

Вместе с тем на вопрос «возможно ли допустить существование двух рас, различных по происхождению, но одаренных одинаковыми физическими признаками и психическими особенностями» Грумм-Гржимайло отвечал решительное «нет»{48}. То есть он вполне справедливо считал китайских европеоидов близкими родственниками нынешних европейцев.

В конце прошлого века развивать «динлинскую гипотезу» активно принялся великий историк современности Лев Гумилев. И как это часто у него водится, решительным образом все запутал. Во-первых, европеоидных «китайцев» этот историк считает только народом «ди» или «жунами», а «динлинами» полагает уже знакомых нам афанасьевцев, жителей Алтая и Минусинской котловины. Последних, ссылаясь на мнение антрополога Дебеца, он относил к отдельному, самостоятельному очагу образования «белой» расы. Таким образом, на вопрос своего предшественника Гумилев отвечал положительно — с его точки зрения, существовало два разных центра формирования европеоидного населения и один из них находился в предгорьях Алтая. Афанасьевцы — «динлины», по его мнению, не оставили после себя каких-либо наследников, за исключением енисейских киргизов, они как народ якобы исчезли во II веке нашей эры.

Гумилев подвергает сомнению ключевой тезис Грумм-Гржимайло «о тысячелетней борьбе «черноволосых» китайцев с «рыжими дьяволами»»{50}. И делает это с помощью весьма оригинального аргумента. Лев Николаевич замечает, что европеоидные черты внешности среди китайцев, на наличие которых в качестве одного из обоснований своей теории ссылался дореволюционный исследователь, действительно имели место. Однако исключительно среди высших слоев Поднебесной. «Но ведь это же китайскаяаристократия, а когда аристократия комплектуется из числа побежденных? Если борьба имела место, то надо считать, что победили «ди», а этого не было»{55}.

Логику Гумилева вполне можно понять — в китайских архивах действительно отсутствуют сведения о завоевании этого государства представителями европеоидной расы. Вот только исключает ли это обстоятельство само по себе вероятность подобного развития событий?

Давайте внимательно посмотрим, что науке известно о княжестве Чжоу. Во втором тысячелетии до нашей эры оно возникает на Северо-Западе страны, а уже в XII столетии его владыки подчиняют себе все земли в долинах Янцзы и Хуанхэ. Воевали они, по сведениям древних летописей, силами «белокурых и черноголовых варваров»{57}. Именно с эпохи Чжоу в Китае знают колесницы. Причем, по мнению китайского же историка Ли Чи, появляется это грозное оружие в Поднебесной именно с XII века «внезапно и неподготовленно», что в переводе на русский означает — никаких предпосылок для ее изобретения в тогдашнем Китае не было. Российский ученый Павел Кожин специально предпринял исследование первых китайских изображений колесницы, а также иероглифов того периода, его обозначающих, и убедительно доказал, что особенности данного вида боевого транспорта выдают его северное степное происхождение. Напротив, заимствование из Передней Азии исключается{109}.

На тоже самое обстоятельство весьма прозрачно намекает памятник древней китайской литературы «Шань Хай цзин», предположительно датируемый VII веком до нашей эры, в переводе — «Каталог гор и морей». Вот отрывок из этого географического трактата: «Царство Мастеров Колесниц находится близ горы Крайнего предела. Самые недолговечные живут в нем по восемьсот лет. Оно расположено к Северу от Царства Женщин»{100}. Несмотря на то, что «черноголовые» обитатели Китая довольно туманно представляли себе, откуда именно прикатили в их страну «танки бронзового века», несомненно, они отдавали себе отчет, что пришло это изобретение извне, с территории Великой степи.

После того как чжоусцы завоевывают Поднебесную, наступает период феодальной раздробленности: первый и единственный раз в своей истории эта страна оказывается разделенной на тысячу восемьсот с лишним независимых княжеств-уделов, лишь номинально признающих власть царя. Мудрый советник Ли Сы императора Цинь Ши-хуанди так охарактеризовал этот период: «Чжоуские Вэнь-ван и У-ван жаловали владения во множестве сыновьям, младшим братьям и членам своей фамилии, но впоследствии их потомки стали отчужденными и сражались друг с другом, как заклятые враги, владетельные князья все чаще нападали и убивали друг друга, а чжоуский Сын Неба не был в состоянии прекратитьэти усобицы»{192}. Иначе говоря, один-единственный раз в истории древнего и средневекового Китая наступает период типично европейского «феодализма», в принципе глубоко чуждого мировосприятию этой восточной нации.

Кроме того, победители полностью изменяют религиозную систему страны, а это обычно происходит, когда появляется этнос иной культуры. «Чжоусцы, затемнив представление о Шан-ди, высшем боге-мироправителе, внесли в обновленную религию натурализм и культ героев», — писал еще Грумм-Гржимайло{48}. Между тем культ героических предков имел самое широкое распространение у большинства потомков культур боевых топоров — кельтов, этрусков, италийцев, включая древних римлян.

С этого же времени в Китае упраздняются популярные до этого массовые человеческие жертвоприношения. Вместо рабов и пленников отныне в дар богу Земли китайский Сын Неба приносит быка, овцу и свинью. Интересно, что данный чжоуский обряд практически в точности совпал в этом отношении с римской традицией, так называемой suovetarilia — подношением богу Марсу тех же трех животных. И, наконец, еще один любопытный факт — правители нового государства носят титул «Ванов», что у некоторых индоевропейских племен означало «господин», «повелитель».

Тем не менее, игнорируя все эти доказательства чужеродного влияния, китайские историки предпочитают не замечать следов западного нашествия. Зарубежные исследователи, включая россиян, деликатно данную точку зрения разделяют. Держава Чжоу и ее достижения до сих пор полагаются результатом естественного развития китайской цивилизации, практически полностью изолированной в древности от остального мира. Гипотеза Грумм-Гржимайло не получила поддержки среди ученых.

Что ж, попробуем при помощи лингвистов зайти с другой стороны. Если индоевропейцы долго обитали в Поднебесной, наследие их речи должно обнаружиться, как у народов, некогда живших рядом, так и в современной китайской лексике.

В конце XIX века российский консул Николай Петровский обнаружил в городе Кашгаре, который, как мы помним, находится в долине реки Тарим, на Западе Китая, древний манускрипт, написанный индийским письмом «брахми» и содержащий буддийские тексты на неизвестном науке того времени языке. В дальнейшем усилиями немецкой и французской экспедиции начала прошлого века удалось обнаружить и другие памятники письменности некого народа, когда-то обитавшего в тех краях. Там же, в древних пещерных буддистских монастырях археологи нашли изображения светловолосых людей с глазами небесного цвета.

Так человечество узнало о существовании народа тохаров. Впрочем, тохарами эти племена были названы по ошибке. Их перепутали с ираноязычными обитателями Средней Азии, которых соседи-тибетцы прозвали «та-хар» — «белая голова». Видимо, позже этот этноним распространился на всех европеоидов в тамошних краях. Сами себя эти люди именовали «арси» в одном из оазисов и «кучан» в другом. Их языки, таковых оказалось целых два, принадлежали, согласно изысканиям ученых, к индоевропейским и родственны в наибольшей степени кельтским и италийским наречиям{37}. Иначе говоря, это был этнос, вне всякого сомнения, происходивший из круга археологических культур шнуровиков или боевых топоров, принадлежавший к установленному лингвистами ареалу «А». Это открытие оказалось настоящей сенсацией. Полагалось, что данная группа индоевропейских народов осталась на Западе — в Европе и Малой Азии, а на Востоке жили исключительно ираноязычные арийские племена. Теперь же выяснилось, что картина миграций представителей «белой» расы была гораздо сложнее. Индоевропейцы-тохары обитали на Западе Китая, по меньшей мере, до VI–VIII веков нашей эры.