Грань бездны - Роман Глушков

С главным недостатком такого рода лихачества – инерцией – также пришлось считаться. Раньше при резких поворотах штурвала я обычно упирался правой или левой ногой в соответствующую стену рубки и таким образом удерживал равновесие. Этот прием был заложен во мне на уровне инстинктов. Вот и сейчас, едва бронекат начал менять направление, я без раздумий выставил правую ногу, полагая, что это, как всегда, обезопасит меня от падения.

Я забыл учесть одно немаловажное обстоятельство: то, что шкиперская рубка на истребителе была гораздо просторнее той, к которой я привык за десятилетия езды на буксире. И когда моя нога не наткнулась на привычную опору, искать новую было слишком поздно. Инерция швырнула меня вбок, и я, выпустив штурвал, грохнулся на пол. А затем, прокатившись по нему, пребольно стукнулся головой о стену. Да еще той самой шишкой, какой наградила меня ременная пряжка одного из площадных дебоширов!

Хорошо, что я не лишился сознания, хотя повторный удар по одному и тому же месту запросто мог заставить меня отключиться. Причем повезло не столько мне, сколько проживающим на этой улице горожанам. Помутись мой рассудок хотя бы на полминуты, и неуправляемый истребитель понаделал бы тут немало бед. К чему я, само собой, отнюдь не стремился. Превозмогая боль в затылке, я поднялся на ноги и вернул «Гольфстрим» на середину мостовой до того, как он с нее сошел.

Несмотря на то что я предупредил экипаж о резком маневре, оба коммуникатора звенели почти в унисон потоками ругательств. Труба, что связывала мостик с орудийной палубой, чихвостила меня уличной бранью Аркис-Сантьяго вперемешку с грубыми северными проклятьями. Второй раструб звучал гораздо тише и издавал витиеватые оскорбления, коими осыпают друг друга во время жарких дебатов сенаторы Аркис-Капетинга. Вообще-то, бранить шкипера в глаза не принято даже в таком демократичном экипаже, как наш. Стало быть, Долорес и Гуго еще не догадывались, насколько коварен коммуникатор и что, даже находясь на другой палубе, я могу запросто их подслушать. Вот пусть себе и дальше не догадываются! В конце концов, шкиперу полезно знать, о чем болтает у него за спиной команда, пускай она и состоит на треть из его близких родственников.

Однако когда я, борясь с головокружением, поспешно выровнял курс, мне вмиг стало не до коммуникатора, поскольку перед нами возникла новая проблема. Не сказать, чтобы неожиданная, но, узрев ее, я все равно изрядно перепугался.

Улица, на какую мы свернули, вскоре должна была вывести нас на главный проспект. Который, в свою очередь, пролегал через всю Великую Чашу и упирался в городские ворота. Гвардейцы опасались, что я опять запущу сепиллу и обстреляю их мостовыми булыжниками, и потому держались от нас вдалеке. Еще немного, и нам можно будет до поры до времени забыть о Кавалькаде. Остановить истребитель в хамаде ей и подавно не удастся, а взять штурмом крепость Гексатурм, куда мы планировали отправиться, дону Риего-и-Ордасу не по зубам. В настоящий момент у нас оставался один серьезный враг. Тот самый, с каким мы разминулись по дороге к мастерским, и вот теперь наши пути вновь пересеклись.

И явно не случайно. Мы добрались до «Гольфстрима» раньше стражей Полярного Столпа, но едва покинули мастерские, как один из монстров вмиг учуял добычу и рванул к нам, будто собака за отобранной у нее костью. Я еще таращился на него, пытаясь разобрать, что вижу в полумраке именно вакта, а тот уже скачками несся навстречу истребителю.

– Ну подходи, паскудник, налетай! Это тебе не ящики из прицепа воровать! – злорадно прокричал я, нацеливая таран на пса Вседержителей. Спущенный с мачты Физз заметался в неистовстве по палубе, но его предупреждение запоздало. В этот раз мое зрение сумело опередить хваленое чутье варана.

Лобовое столкновение разогнавшегося истребителя со значительно уступающим ему в весе монстром должно было закончиться не в пользу последнего. Но за миг до удара тот оттолкнулся от мостовой, перелетел через таран и запрыгнул на носовую обшивку корпуса. И быть бы твари отброшенной прямо под колеса, но когти ее передних лап зацепились за верхний край борта словно крючья и не позволили ей сорваться.

Самого повисшего на бронекате вакта я не видел. Но судя по тому, как громко и судорожно его задние конечности царапали броню, а передние дрожали от напряжения, псу стоило немалых усилий удержаться на весу. Его болтающийся из стороны в сторону шипастый хвост громыхал по обшивке, но сейчас он не помогал, а, напротив, лишь мешал твари взбираться вверх.

Нельзя было допустить, чтобы чудовище нащупало задними лапами точку опоры, потому что в этом случае оно сразу перемахнет через борт. У меня в запасе было всего одно средство борьбы такой угрозой, и я применил его не раздумывая.

– Срочно: схема «четыре-три-четыре»! – что есть мочи гаркнул я в трубу, связывающую меня с моторным отсеком. И, покрепче уцепившись за штурвал, крикнул уже в другой коммуникатор: – Держи-и-ись!..

Гуго тоже не мог не слышать удары песьего хвоста по корпусу. И, полагаю, догадался, что за дрянь прицепилась к нам балластом, который я приказал сейчас Сенатору стряхнуть. Переключив коробку скоростей на пониженную передачу, а затем снова на повышенную, механик заставил «Гольфстрим» проделать рывок, избавиться от опасного попутчика и при этом почти не потерять набранную скорость. Вакт не удержался на содрогнувшейся махине и сорвался с борта, на котором висел. Скребя когтями по броне, тварь пронзительно заверещала и покатилась вниз.

Двигайся мы на буксире, она наверняка угодила бы в просвет между колесами и, не исключено, даже уцелела. Но форма носа истребителя была сконструирована так, чтобы любой ошарашенный тараном крупный противник, будь то всадник или змей-колосс, неминуемо попадал затем под какое-либо из колес и перемалывался им.

Пес Вседержителей тоже не стал в этом плане исключением. Съехав по покатому корпусу на таран, вакт соскользнул с него на мостовую и был немедля проутюжен сначала передним, а потом задним левым колесом. Раздался хруст, скрежет, бронекат дважды слегка подбросило, как будто он переехал огромный валун, и на этом тряска прекратилась.

Я пространно выругался, выражая таким образом радость от одержанной победы. Которая, однако, была омрачена тем фактом, что примерно через час этот район города будет накрыт бурей метафламма. И все живущие тут горожане, кто не спустился по тревоге в грозовое убежище, подвергались из-за нас смертельной опасности…

Впрочем, бросив взгляд назад, я заметил, что страж Полярного Столпа не окочурился, а, усиленно загребая передними лапами, ползет за удаляющимся «Гольфстримом». Задние лапы и хвост пса были сильно изувечены… или, вернее, деформированы и волочились по брусчатке, не позволяя ему вскочить и броситься в погоню. Мы не ведали, грозит ли механическому калеке самовозгорание. Хотелось бы верить, что нет. Хотя кто скажет, что для жителей Аркис-Грандбоула менее опасно: черный всполох, к которому поднятый по грозовой тревоге город был готов, или сражение с раненым вактом. Зверь лишился своего главного оружия, но еще мог дотянуться до врагов зубами и боеспособными лапами.

Верещание покалеченного монстра становилось все тише. Он не терял остаток сил (по крайней мере, мне так казалось) – просто это мы отъезжали от него все дальше и дальше. Кабальеро расступились и объехали беснующегося пса на почтительном расстоянии, не предпринимая никаких попыток добить чудовище. Кое-как приноровившись к синхронизированному управлению, я вывел истребитель на проспект и не без гордости сообщил товарищам, что теперь тоже имею полное право именоваться победителем вакта. После чего осведомился, как успехи у наших стрелков.