Моя вина - Мерседес Рон

Я боялся, что Ронни не поехал на машине туда, где они держали Ноа, но в последнее время он часто ездил на ней, так что вероятность того, что Ноа находится где-то рядом с этой паршивой дискотекой, на которую указывал сигнал GPS, была высока.

Отец разговаривал с полицейскими, которые решали, как действовать дальше. Согласно планам ночного клуба, наиболее вероятно, что они держали Ноа в подвале в западной части здания. Если мы загоним их в угол, оставив все входные двери закрытыми, то у ее отца останется только один способ, чтобы выбраться, а именно через пожарную дверь, которая выходит на задний двор. Там-то его и будут ждать полицейские на патрульных машинах, и оттуда он никак не сможет сбежать, если уж решится выйти… Если он действительно там, то этот сукин сын окажется в тюрьме намного раньше, чем он думает.

– Возможно, он решит не выходить и останется запертым внутри, – сказал полицейский, указывая на комнату, где, вероятно, сейчас находилась Ноа.

– Ну так вышибите дверь, твою мать! – сказал я.

Мне не терпелось отправиться на поиски прямо сейчас, ведь они могут сделать с ней все что угодно, а мы до сих пор сидим здесь и переливаем из пустого в порожнее, в то время как Ноа может быть ранена или еще что похуже.

– Мистер Лейстер, позвольте нам выполнять нашу работу, – властно остановил меня полицейский.

Меня выводило из себя то, как они со мной разговаривали и как принимали решения, которые касались жизни Ноа, но я ничего не мог поделать.

Я вышел из кабинета и зажег, кажется, двухсотую сигарету за сегодняшнюю ночь. Снаружи, на крыльце, стояли какие-то люди, семь патрульных машин были припаркованы около фонтана, а дом по периметру охраняли более десятка агентов. Были и средства массовой информации, которые уже начали устанавливать свои камеры перед закрытой дверью дома.

– Он способен убить ее, Уильям! – услышал я голос Раффаэллы.

Я вбежал обратно в дом и увидел, что из кабинета отца один за другим выскакивают полицейские и бросаются к патрульным машинам. Я посмотрел на них в полном отчаянии и подошел к Раффаэлле, которая рыдала, заламывая руки.

– Он этого не сделает, не волнуйся, мы знаем, где она. Элла, я обещаю тебе, что с ней ничего не случится, – говорил мой отец, пытаясь успокоить жену.

– Что происходит? Куда они едут? – спросил я со страхом.

– Мы нашли доступ к камерам дискотеки, она там, Николас, они поехали ее спасать.

Я чувствовал, как все мое тело затряслось.

– Я не собираюсь здесь оставаться, – объявил я, повернулся и бросился к двери.

Но в следующую секунду сильная рука отца схватила меня.

– Ты никуда не поедешь, Николас, – сказал он, пристально глядя мне в глаза.

Что, черт возьми, он говорит?

– Я не останусь здесь! – крикнул я, вырвавшись и бегом спускаясь по лестнице.

– Раффаэлла! – услышал я голос отца.

Я увидел, что Раффаэлла бежит за мной.

– Я поеду с тобой, Николас, – сказала она решительно.

Я с сомнением взглянул на испуганное лицо отца, который подошел к нам.

– Я не позволю, чтобы кто-то еще в нашей семье пострадал. Вернитесь в дом! – проревел он, хватая Раффаэллу за локоть.

Я знал, что он был напуган так же, как и все мы.

– Я поеду, хочешь ты этого или нет, Уильям. Речь идет о моей дочери! – вскрикнула она в отчаянии.

Я посмотрел на своего отца.

– Я поеду, папа, и не пытайся меня остановить.

Он в отчаянии смотрел на нас обоих.

– Хорошо, но тогда мы поедем вместе с полицейскими, – наконец сдался он.

Десять минут спустя мы уже пересекли весь город, за нами следовали еще три полицейские машины. Было слышно, как они по рации сообщают друг другу о происходящем, и это просто убивало меня.

Дорога не заняла много времени, и патрульная машина подъехала прямо к тому входу, откуда, как предполагалось, выйдет отец Ноа, если решит сбежать. Остальные полицейские заняли позицию у центрального входа. Шум внутри здания доносился и до нас, но когда я услышал выстрелы, то пулей выскочил из машины.

Полицейский, стоящий рядом с машиной, крепко схватил меня за руку.

– Стой здесь, – твердо сказал он.

Я сделал то, что он приказал, не отводя глаз от дверей, откуда должна была появится Ноа, целая и невредимая… или раненая.

Долго нам ждать не пришлось. Через десять минут дверь, наконец, открылась, и появились Ноа и ее отец, удивленные открывшейся им картиной.

У Ноа на лице была кровь… Она была ранена.

Я почувствовал, как меня схватили сзади, когда я безотчетно попытался броситься ей навстречу.

– НОА! – закричал я со всей силы.

Ее глаза, испуганные и заплаканные, встретились с моими. Отец держал ее одной рукой, в другой его руке был пистолет, который он направил ей прямо в голову.

– Брось пистолет! – прокричал полицейский в мегафон.

Я в отчаянии схватился за голову. Этот сукин сын сказал ей что-то, и ужас, который отразился в глазах Ноа, разбудил во мне инстинкт убийцы, ощущение которого я никогда в жизни до этого момента не испытывал.

Я был готов убить его, я мог убить его своими руками.

– Брось пистолет, и руки за голову! – снова крикнул полицейский.

Все, что произошло потом, случилось очень быстро, хотя мне казалось, что я видел все происходящее, как будто в замедленной съемке.

Отец Ноа поднял пистолет, передернул затвор и плотно приставил его к виску Ноа, которая что было силы зажмурилась. В этот момент раздался выстрел.

Отец Ноа повернул голову к нам. Он смотрел на Раффаэллу, я это понял, потому что она начала отчаянно плакать. Кровь постепенно окрашивала его рубашку в алый цвет, пока он, тяжело раненый, не упал на землю. Ноа с удивлением посмотрела на его тело, потом перевела ошеломленный взгляд на меня и бросилась к нам.

Я вырвался из рук полицейского и бросился ей навстречу.

Только когда я почувствовал ее в своих объятиях, я смог спокойно выдохнуть.

– Господи! – воскликнул я, отрывая ее от земли и прижимая к себе.

Она зарыдала еще сильнее.

Я поставил ее на землю. Боже мой, у нее была разбита губа, они били ее!

Меня начало трясти. Я обещал ей, что никогда не позволю ничему плохому случиться с ней, и снова подвел ее.

– Ноа… – сказал я, стараясь контролировать свой голос. – Я хочу извиниться перед тобой, я хочу, чтобы ты простила меня за то, что я позволил этому всему случиться. Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя настолько виноватым.

Было невыносимо видеть девушку, которую я так любил, со следами побоев на лице.