Тень воина - Владимир Перемолотов

— Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.

— Так жизнь научила…

Они снова пустились в путь, обходя друг друга.

Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанет его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.

— Что ж ты все молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… — наконец сказал Гаврила.

Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики — губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.

— Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.

Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.

Удар чуть запоздал и пришелся по щиту. Гаврила, готовый к этому, приготовился принять удар и устоять, качнулся вперед, перемогая силу силой. Он своими глазами видел, как лезвие скрылось за ободом щита, но удара почти не ощутил, словно в последний момент враг промахнулся. Только тот не промахнулся.

Щит от удара хоть и не дрогнул, но лязгнуло железо так, что даже зубы заныли. Гаврила удивился, да и Старшой тоже что-то почувствовал — отскочил и посмотрел на противника.

Ай, да щит! В такой хоть тараном бей!

Мысль на счет тарана мелькнула и пропала. Масленников вспомнил, как отлетел в темноту после удара шишиги. Нет, тараном, все же не следует. Есть, наверное, предел у всякого колдовства.

— Чего удивляешься? — подначил его Гаврила. — Мой меч умный. Хозяина рубить не станет.

Старшой нашелся с ответом только через пяток вздохов.

— А ты башку подставь. Вот тогда я тебе и поверю…

— У моего меча хозяин не дурак, — засмеялся Гаврила, чуть приспустив щит. Враг его стоял, словно не знал что делать. — Ты б сказал, как тебя зовут-то. А то дерёмся, дерёмся, а я тебя даже обругать по-человечески не могу…

Старшой понял, что схватка без этого теряет часть своей прелести, и не стал упираться.

— Я Бегдан — десятник высокого господина Митрофади.

Гаврила выглянул из-за щита. Ничего это не меняло. Ласковости во взгляде десятника высокого господина Митрофади всё же не было. Он все ещё откровенно примерялся, куда бы воткнуть меч. Он и попробовал, только Гаврила опять принял удар на щит.

— Знавал и я одного Митрофади. Того Перетрием звали…

Меч пролетел над плечом, едва не разделив жизнь Гаврилы на «до» и «после». Пришлось упасть на одно колено и отпрыгнуть.

— Хотя он и не особенно высоким был. Так… Моего плеча чуть повыше.

Бегдан остановился. Взгляд его стал другим. Покачивая сталью, он сказал:

— Нашего хозяина так же зовут… Так ты его знаешь?

Гаврила вспомнил, тот вечер, что они провели за разговором с Перетрием Митрофади, и горестно вздохнул. Какой близкой в то момент казалась удача! Знал ведь тот где стоит замок Ко. Знал! И дошли б они туда. Теперь-то, правда от его помощи вроде и толку нет, а все ж искать замок придется, а могли бы добрые люди прямо до ворот довести!

А может и доведут?

Чтоб уточнить с тем Перетрием встречался, или с каким другим сказал.

— Если от вашего пахнет, как от сундука с благовониями, то — да.

Казалось бы — какая малость, запах, а меч опустился, и на поляне сразу стало спокойнее. В голосе Бегдана мелькнуло что-то, и Гаврила понял, что при желании можно эту схватку прекратить.

— Так ты его друг?

— Было дело, помог я ему, — неопределенно ответил Гаврила, так и не опустив щита. — Хлеб-соль делили…

— Так что ж раньше не сказал?

Кончик меча коснулся травы, стальной блеск притух, словно и сам меч сожалел о случившемся.

— А ты спросил?

Бегдан почесал голову, рассмеялся.

— Ладно… Держи своего Бога…

Он бросил меч и пока тот летел, Гаврила понял, что его проверяют в последний раз: поймает — не поймает… Поймал, не осрамился.

Не желая ни удивлять никого, ни обрезаться, он нащупал ножны и без всякого ухарства вставил меч внутрь…

Древний Бог ошибся и тут.

Не случилось на их пути никаких горячих озер, если, конечно Бог не спутал их с цепочкой мелких болот, что тянулась от гор в сторону степи. Правда, про лес сразу за горами Бог не говорил, и так оно и случилось. Как ни надеялся Гаврила пройтись под березами и елками — ничего у него не вышло. Те несколько деревьев, что он высмотрел и принял за начало леса, оказались сиротами. Два десятка стволов так и не стали не то, что лесом, они при ближайшем рассмотрении и на рощу не потянули. Так, стояли себе вразброд, словно перессорившиеся родственники, каждый сам по себе. Меж ними даже запаха лесного не уловил Гаврила — не было тут ни влажной сырости, ни мха, а только сухой воздух, становившийся тем теплее, чем дальше они уходили от гор.

Сразу за полосой кустов начиналась полоса песка, и от нее обратным ходом прокатилось то, что Масленников видел, подходя к горам — степь и пустыня. До неё они, правда, не дошли, но в залетавшем сюда горячем ветре чувствовалось её дыхание.

Время от времени он оглядывался на цепочку воинов, качал головой.

Он бы дошел сюда и в одиночку, но идти пришлось с новыми товарищами.

Можно было бы все-таки одному остаться, но для этого пришлось бы поубивать некоторых или покалечить многих, а он не хотел этого. Гораздо проще было дойти до города вместе с ними, чем иметь за плечами возможную погоню.

С этим тут было строго.

Дорогой Бегдан рассказал, что какой-то из колдунов или магов — кто их разберет и отличит одного от другого? — предсказал, что смерть к высокому господину Перетрию придет с той стороны гор. Обличье её колдун обрисовать не смог и теперь по приказу Перетрия каждый, кто спускался с той стороны гор, задерживался до выяснения намерений. Тех, кто пытался пройти незамеченным преследовали и, заранее уверенные в злокозненности намерений, заставлявших таиться от преследователей, убивали без расспросов.

Гаврила покачал головой и посетовал на тяжесть такой службы, но Бегдан только усмехнулся.

— Скука — это да. А все остальное…

Все-таки Храм и пустыня, что лежала с той стороны гор, сами по себе были достаточными препятствиями на пути тех, кто хотел зла высокому господину Перетрию Митрофади. С Гаврилой поступили не так как со всеми. Он попал в число счастливчиков, которых отводили к город, чтоб выяснить, что к чему.

Гаврила подумал, каким может быть такое выяснение, и поёжился. Ни время, ни здоровье терять ну никак не хотелось.