"Никогда против России!" Мой отец Иоахим фон Риббентроп - Рудольф Фон Риббентроп

ОТСЮДА ВЫВОД: Захват Гибралтара имеет большое значение для дальнейшего немецкого ведения войны. ВОЕННОЕ ТРЕБОВАНИЕ СКОРЕЙШЕГО ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ «ФЕЛИКСА» (кодовое название операции «Гибралтар») ОСТАЕТСЯ. Реакция фюрера: полностью совпадающее мнение относительно важности оккупации Гибралтара. Но временно Франко не готов, потому что не может решиться и дает водить себя за нос обещаниями Англии в отношении снабжения. (…) Фюрер попытается еще раз через министра иностранных дел оказать влияние на Франко при посредстве испанского посла[349].

Гитлер настаивал не на русской кампании, а на политическом сотрудничестве с СССР, как подчеркивает Штефан Шайль, цитируя его соответственно:

«Если Англия захочет продолжить войну, то будет предпринята попытка запрячь всех политически против Англии: Испанию, Италию, Россию»[350].

Создание предложенного отцом «континентального блока» являлось руководящим принципом политики Германии во второй половине 1940 года. Усилия, которые я, благодаря направлению в офицерскую школу в Брауншвейге, мог вновь наблюдать с ближайшего расстояния. Наше обучение в Брауншвейге длилось с мая 1940 года по март 1941 года. Благодаря этому у меня нередко имелась возможность посетить родителей в Берлине, на скором поезде езды было от силы два часа. На рождественский и новогодний праздники мы получили отпуск. Таким образом, я вновь имел возможность быть в курсе актуальной политики. Очень хорошо помню рассказы матери о взаимоотношениях с Испанией. Встреча Гитлера с Франко в Андае на испано-французской границе прошла в немецком смысле неудовлетворительно. Отец описывает в своих мемуарах, что Гитлер, выйдя из себя, вскочил в ходе переговоров с Франко и Серрано Суньером, когда Серрано Суньер, по выражению отца, слегка «неловко вмешался в разговор между Гитлером и Франко».

Мать рассказала мне во время моих посещений в Берлине: испанская позиция представляет загадку. Предварительные переговоры с Серрано Суньером явились многообещающими, в Андай поехали, собственно, для того, чтобы заключить пакт с Франко, который должен был скрепить присоединение к «оси». Заключение договора, однако, из-за требований Франко поначалу сорвалось. Он потребовал поставок в таком объеме и по таким спецификациям, которые не могли быть предоставлены немецкой стороной. Что или кто способствовал перемене взглядов Франко? Отец не смог найти разгадку, он был казнен ранее.

16 апреля 1940 года, то есть еще до Западной кампании, Серрано Суньер, испанский министр внутренних дел и свояк Франко, позже он стал министром иностранных дел, официально заявил немецкому послу в Мадриде, что Франко, так же, как и он сам, полностью возлагают надежду на немецкую победу в качестве гарантии «по сути само собой разумеющегося союза» с Германией. При этом особую роль играла перспектива изгнания англичан из Гибралтара. Также надеялись на приобретение Танжера[351]. 12 июня 1940 года Испания отказалась от «соблюдения строжайшего нейтралитета», провозглашенного Франко 5 сентября 1939 года, и объявила себя теперь «не воюющей». 14 июня Танжер был занят испанскими войсками под выкрики «Да здравствует испанский Танжер!» и «Гибралтар — Испании!». Затем, в декабре 1940 года, Франко вдруг окончательно решил не вступать в войну на стороне оси, и это после того, как еще в июле 1940 года заявлял в публичном выступлении:

«Два миллиона солдат готовы создать нацию, выковать империю; господство над Гибралтаром и расширение владений в Африке остаются долгом и миссией Испании!»[352]

Такие планы могли преследоваться и осуществиться, естественно, только на стороне держав оси.

В Берлине в последние пять лет перед войной работал английский корреспондент по имени Ян Колвин, представлявший в Берлине лондонскую газету «News Chronicle». Я уже говорил, что британцы, работающие за границей или имеющие иностранные связи, в то время зачастую трудились на Secret Service или даже принадлежали, естественно, тайно, к ее штатным сотрудникам. Так было и в случае с Колвином. Вероятно, он был относительно «high ranking» (высокого ранга), поскольку его выслушивал лично Черчилль, когда тот уже был премьер-министром. Черчилль упомянул его в своих мемуарах как «deeply in German affairs and making contacts of a secret nature with the German Generals» («глубокого знатока немецких дел и мастера установления контактов секретного характера с немецкими генералами»).

Этот Колвин написал после войны биографию адмирала Канариса. Одну из книг он снабдил названием «Master Spy» («Мастер-шпион»), представив в ней Канариса в качестве британского супершпиона. Подзаголовок гласит: «The incredible Story of Admiral Wilhelm Canaris, who, while Hitlers Chief of Intelligence, was a secret ally of the British». («Невероятная история адмирала Вильгельма Канариса, который, возглавляя разведку Гитлера, был тайным союзником англичан».) Колвин подробно сообщает о деятельности адмирала и его заместителя Остера вплоть до непрерывной передачи противнику военных секретов во время войны. Нас здесь интересует та роль, которую Канарис сыграл в германо-испанских отношениях, и то, в какой степени он повлиял на испанскую политику в отношении рейха. Колвин сообщает, что Серрано Суньера настигло в Риме послание адмирала Канариса, переданное Йозефом Мюллером («Оксензепп»)[353] (кличка, букв. «Бычий (в переносном смысле — тупой, тупица, дурак) Зепп», Зепп — уменьшительное от Йозеф. — Прим. перев.). В нем говорилось:

«Адмирал (Канарис) просит Вас сказать Франко, что он ни в коем случае не должен ввязывать Испанию в игру. Сейчас Вам может показаться, будто наша позиция сильнее. На самом деле она беспросветна и у нас мало надежды на победу в этой войне. Франко может быть уверен, что Гитлер не вторгнется в Испанию силой оружия»[354].

Серрано Суньер не мог описать в своих мемуарах подробности событий, касающихся объявленной прежде готовности Испании вступить в войну на стороне держав оси и последующего отказа от нее. Он, однако, возлагает на Канариса ответственность за «confusion» («замешательство, неразбериха, путаница»), царившую тогда в Берлине во всех вопросах, связанных с Испанией, и называет его «странной и тревожной личностью». Он описывает роль, сыгранную Канарисом, следующим образом: