Ночные тайны королев - Жюльетта Бенцони

Брак оказался весьма удачным. Полина обожала мужа, муж обожал ее и выполнял все прихоти своей «малышки». Но Полетт изменила бы самой себе, если бы хоть на день, хоть на час перестала кокетничать. Взбалмошная, капризная, озорная, она поражала окружающих, и в особенности тех из них, кто видел ее редко, своим вызывающим поведением. За столом, во время обеда, когда Наполеон вел важные разговоры, она постоянно перебивала его, вертелась, толкала своих соседей под скатертью коленкой, если ей казалось, что ее недостаточно внимательно слушают, и даже показывала язык Жозефине, когда та не смотрела в ее сторону. Наполеон то и дело бросал на нее совершенно убийственные взгляды, призывая к порядку, но Полетт не обращала на них внимания.

Разумеется, справиться с таким бесенком было нелегко. Однажды муж заметил, что Полина, стоя у окна, строит глазки какому-то щеголю, прогуливавшемуся по бульвару. Виктор так расстроился, что забыл о своем долге офицера и отказался выполнить приказ Директории и ехать в Ренн.

– Один я не поеду! – заявил он Наполеону, который попытался усовестить его. – Пускай со мной отправляется Полина.

– Но это невозможно! – воскликнул Бонапарт и предложил отослать сестренку в пансион госпожи Кампан, тот самый, где училась Гортензия Богарнэ. – Ведь наша девочка все еще не умеет писать. Так пускай хорошенько овладеет этим искусством, пока вы будете в отлучке.

Так Полетт освоила грамоту. Впрочем, ее успехи в правописании не шли ни в какое сравнение с победами, одержанными ею над мужскими сердцами. Никто не мог устоять перед этой красавицей с точеной фигуркой и огромными удивленными глазами…

В 1801 году, имея уже трехлетнего сына, Полетт увлеклась известнейшим актером-трагиком Пьером Рапнуйя по прозвищу Лафон. Роман их, начавшийся с того, что сестра первого консула как-то зашла к нему за кулисы поблагодарить за игру («Как вы прекрасны в этом костюме, месье Лафон! А без него, я думаю, еще прекраснее!»), развивался на виду у всего Парижа. Как раз тогда Наполеон с особенным пафосом восхвалял добродетельность французского народа, и враги будущего императора не преминули наводнить столицу памфлетами о развратном поведении Полины Леклерк, которая на людях выказывала свое расположение Лафону, целуя его и гладя по голове.

– Я не стану больше это терпеть! – воскликнул Наполеон, швырнув в лицо Леклерку желтый листок со злой карикатурой на Полину. – Она позорит меня! Вы муж, так сделайте же что-нибудь!

Но бедняга только понурил голову.

И тогда первый консул решил отправить сестру на остров Сан-Доминго.

Эту французскую колонию вот уже несколько лет сотрясали волнения. Подстрекаемые англичанами чернокожие жители острова требовали провозглашения независимости и, желая добиться своего, жестоко расправлялись с белыми.

Возглавлял мятеж бывший раб Туссен, который, дабы придать себе весу, назвался сыном Грома.

Положение усугублялось тем, что у повстанцев были пушки, которые предоставила им в 1794 году Директория. Она желала утихомирить Туссена и потому присвоила ему звание генерала. Туземец долго и униженно благодарил французов, а потом попросил пушек и ядер – иначе, мол, какой же он генерал? Все требуемое ему охотно предоставили, и он тут же принялся стрелять в колонистов и сочинять островную конституцию.

Короче говоря, на Сан-Доминго царила чудовищная неразбериха, и Наполеон решил отправить туда французский корпус. Его начальником первый консул назначил Леклерка.

– Я не поеду к людоедам! – рыдала Полина. – Я не желаю знаться с дикарями!

Но спорить с Наполеоном было бесполезно, и в декабре 1801 года флагманский корабль «Океан», на котором в удобной каюте расположилась чета Леклерков, покинул брестский порт…

– Как странно обошелся первый консул со своей сестрой! – сплетничали в салонах. – Ведь он так любит ее! И вдруг – край света, туземцы, всякие страшные болезни!..

– Но что еще ему оставалось делать? – отвечали защитники Наполеона. – Неужели он так и должен был безучастно глядеть, как госпожа Полина развлекается с этим актером?

На острове Леклерк довольно быстро справился с не умевшими как следует воевать туземцами, взял множество пленных и добился от Туссена обещания сложить оружие. Коварный чернокожий сделал вид, что подчинился власти французов и признал Бонапарта своим повелителем. Наивный Леклерк поверил и сделал широкий жест – отпустил всех пленников. Туссен и не ожидал такой удачи. Какое-то время он выжидал, а затем начал новую войну против белых. Мужчин убивали, женщин похищали и насиловали, офицеров жестоко казнили.

– Вы непременно победите их! – говорила Полина мужу, удрученному предательством островитян. Он даже забыл о том, что несколько дней назад застал свою любимую, но совершенно неисправимую Полетт в саду с одним смазливым лейтенантом. – Вы – мой храбрец! Они вот-вот побегут!

Так оно и случилось. Несмотря на то что восстание охватило весь остров, французы теснили людей Туссена и наверняка бы одержали победу, если бы не эпидемия желтой лихорадки, внезапно обрушившаяся на европейцев.

Одной из первых ее жертв пал Станислас Фрерон, который тоже был направлен Бонапартом на Сан-Доминго.

Каждый день болезнь уносила сотни французов. Умерло больше двадцати пяти тысяч солдат, восемь тысяч матросов, полторы тысячи офицеров…

Двадцать второго октября 1802 года желтой лихорадкой заболел Леклерк. Через десять дней он умер на руках у рыдавшей от горя Полины…

Она остригла свои замечательные черные кудри и положила их в гроб мужа.

Полина вернулась во Францию осунувшаяся, бледная, неулыбчивая. Ее здоровье было совершенно расшатано. В довершение ко всем несчастьям вскоре после возвращения с проклятого острова умер ее малютка сын.

Первый консул чувствовал себя убийцей. Он часто навещал Полину, утешал ее, даже дал денег на особняк в предместье Сент-Оноре. (Так он восстанавливал справедливость. Пока Полины не было в Париже, все ее братья и сестры в десятки раз увеличили свои состояния благодаря стремительной карьере Наполеона и успели обзавестись прекрасными домами.)

Впрочем, довольно скоро Полине показалось мало соболезнований, которые выражали ей брат и прочие родственники, и она стала принимать в своем новом доме очень многих поклонников – и старых, например, Лафона, и новых, например, министра военного флота. И всем она с гордостью показывала огромную роскошную кровать, которая была способна выдержать самые ожесточенные любовные баталии.

– Правда, очень красиво? – спрашивала Полина. – Какая жалость, что бедный Виктор никогда ее не увидит…

Услышав такое, визитеры вели себя по-разному. Некоторые принимались вздыхать и не решались и пальцем прикоснуться к безутешной вдове, а некоторые, напротив, считали своим долгом немедленно проверить крепость пружин этого восхитительного ложа.

И вот Наполеон уже перечисляет Жозефине любовников госпожи Леклерк:

– Лафон – раз, Декрес – два, Макдональд – три, Гумберт – четыре, Семонвиль – пять, Монтолон – шесть… И это только те, о ком я знаю! А ведь она вернулась с Сан-Доминго всего четыре месяца назад! О, несчастный Леклерк!