Грешный любовник - Джулия Росс

Сильвия в отчаянии теребила его пышным бантом завязанный галстук. Узел никак не развязывался. Она заставила себя глубоко вздохнуть и принялась за узел снова, но пальцы тряслись и отказывались повиноваться. Господи, пожалуйста! Пожалуйста, Господи! Он же истечет кровью, пока она совладает с собой! Она оставила галстук и пошарила в кармане. Носовой платок! Она положила сложенный квадратик полотна поверх того ужасного, красного, зиявшего в его груди, и прижала покрепче. «Но когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его».

– Ты не можешь умереть! – прошептала она. – Не умирай! Пожалуйста, не умирай!

Она отняла платок – он пропитался кровью. Она сложила платок и снова приложила к ране. И помощи ждать неоткуда! И надежды никакой! Зеленовато-белые лепестки – гладкие, как фарфор, безжизненные, как лилии, – смятые, возле самого его уха. Лицо его выглядело теперь как мрамор, и безупречная красота черт показалась вдруг бессмысленной от дыхания подступающей смерти.

Дышит ли он? О Боже! Дышит ли он? Сильвия прижала губы к его похолодевшим губам и попыталась вдохнуть воздух в его легкие.

Веточка хрустнула под чьей-то ногой.

– Мне все равно! – пробормотала Сильвия не оборачиваясь. – Можете застрелить и меня, если хотите, но если жалость не умерла в вашем сердце, умоляю, позовите кого-нибудь на помощь!

Приглушенные рыдания нарушили тишину под мокрыми березами. Краешком глаза Сильвия увидела подол юбки и пару неуклюжих башмаков. Сжимая дымящийся пистолет в руке, обладательница подола и башмаков стояла, прислонясь спиной к белому стволу березы, с лицом, опухшим от слез.

Берта!

Сильвия коснулась дрожащими пальцами губ Дава.

– Кажется, он еще дышит, – проговорила она. – Я не могу оставить его. Ты должна пойти и позвать на помощь.

Француженка, сглатывая слезы, отрицательно затрясла головой.

В дикой ярости Сильвия закричала на нее:

– Берта! Беги за помощью! Сейчас же! Сообщи кому-нибудь, кому угодно! Садовнику, лакею – кому угодно! А потом можешь спасаться бегством. Если хочешь!

– Я хочу, чтобы он умер, – выдавила наконец Берта. – Я думала, вы его так же презираете, как я. Я думала, что вы никогда не сдадитесь на милость ни одному мужчине. Я думала, что вы свободная женщина. Но вы считаете, что влюбились в него. А я ненавижу его. И хочу, чтобы он умер!

Француженка теперь уже рыдала в три ручья, закрыв лицо руками.

– Если он умрет, тебя повесят. Пожалуйста, сбегай позови кого-нибудь на помощь!

– Меня так и так повесят, – прорыдала Берта. – И мне все равно.

– Хэй-хо! – раздался вдруг мужской голос. – Вовсе и не повесят: тебе, красавица моя, суждено помереть от старости, в окружении детей и внуков. Да и какое уж тут повешение, когда речь идето жизни парня, причинившего всем нам столько хлопот, – нашего мистера Давенби.

И Таннер Бринк соскочил со своего пони. Из лесу к ним бежали люди.

– Услыхал выстрел, – объяснил цыган, посверкивая карими глазами. – Помощь уже на подходе.

Как живой пример разнобоя стилей, Таннер Бринк сидел на золоченой табуреточке. Его кожаные штаны, грязные сапоги и кротовый картуз смотрелись на редкость неуместно на фоне бесценных ковров Мег и шелковых обоев. Сам же цыган, похоже, отнюдь не чувствовал себя неловко. Герцог Ившир стоял возле камина, с мрачным лицом и покрасневшими глазами. Мег, окутанная шелками как облаком, сидела напротив, и ее прекрасный лоб прорезали морщины.

Дава уже давно перенесли из леса в дом. Из Лондона срочно вытребовали хирурга. Пока остальные томились ожиданием, а Сильвия цеплялась за руку Дава, хирург поковырялся в теле раненого и извлек пулю. И теперь Дав, забинтованный и обескровленный, лежал в одной из предназначенных для гостей спален Грэнхем-Холла. Он так и не пришел в себя, но оставался жив.

Берта, очень бледная, но все с тем же вызывающим выражением на лице, сидела в уголке.

Сильвия вошла в комнату. Она вымыла руки и лицо, но платье все перепачкалось в крови. Сердце ее сильно билось.

– Он спит, – пояснила она. – Он потерял очень много крови, но хирург полагает, что ни один из жизненно важных органов не задет.

– А! – воскликнул Таннер Бринк. – Мистер Джордж Уайт! Дамой ты смотришься куда лучше, дружок. Если Дав умрет, пойдешь замуж за полоумного герцога?

Ившир резко обернулся к цыгану. Однако на лице его играла улыбка.

– Нет, – ответила Сильвия. – Не пойду. А вы не боитесь, что его милость проткнет вас насквозь за нахальство, мистер Бринк?

Цыган ухмыльнулся.

– Мы, цыгане, не признаем ни чинов, ни титулов. Для нас все люди равны.

– Ну так я отправлю тебя на виселицу за твои республиканские убеждения, – пообещал герцог.

– Как вы можете веселиться? – Берта переводила взгляд с одного на другого. – Я его погубила. Даже если выживет, он не сможет теперь заправлять своей книгопечатней. У него ничего не осталось. Он разорен.

Таннер Бринк повернулся и посмотрел на нее. Из-за Берты все говорили по-французски.

– Ну-ка тихо там. Так у англичан принято вести себя в трагических обстоятельствах. У них такой способ проявлять храбрость. Но Дав не умрет и не разорится. Я сам смотрел его ладонь. Бесс все переврала. Судьба сулит ему победу над смертью и обретение любви. Да и тебе то же самое, красавица.

Слезы заструились по лицу Берты.

– Я не знаю, зачем я выстрелила. Я вовсе не хотела стрелять. Лакей его милости сказал мне, что Дав – воплощенное зло. Что он заправлял клубом, где с невинными девушками делали ужасные вещи. Но все равно я хотела только попугать его, чтобы он обратил на меня внимание.

– Мой лакей? – переспросил Ившир.

– Да! Он рассказал мне все, когда мы встречались с ним на Шепардс-маркет. Вы что ж, думаете, что ваши слуги под дверью не подслушивают? И не делают собственных выводов? Вы все считаете, что люди вроде меня должны благоговеть перед вами и радоваться за возможность обслуживать вас? Это несправедливо!

– Несправедливо? – Бринк. – Верно, несправедливо. Несправедливо, что у парнишки, который лежит сейчас, раненный, там, наверху, ум острый как бритва, в то время как большинству людей приходится обходиться собственной убогой глупостью. Несправедливо, что одна леди прекрасна, а другая не привлекательнее задка телеги, но мир должен быть разнообразным. Тогда жить веселее. Что, если б все мужчины были такие же умные красавцы, как наш Дав, а все женщины – такие же глупые дурнушки, как ты?

Берта залилась багровым румянцем.

– Я во всем виновата, – призналась Сильвия. – Я привезла тебя в Англию. И потом, мне и в голову не пришло объяснить тебе, что рассказы про Дава – сплошная ложь, Берта.

– Но откуда я знала? – пролепетала Берта.

– Ты не могла знать, – подала голос Мег. – Но чего же ты хочешь теперь?