На службе зла - Роберт Гэлбрейт

Решение последовать за Стефани возникло спонтанно; Страйк надумал сперва узнать, куда она идет и с кем встречается, а уж потом вернуться к слежке за квартирой. Девчонка шла, почти как всегда, обхватив себя руками за пояс, словно боялась рассыпаться, одетая в неизменную серую фуфайку, черную мини-юбку и легинсы. Массивные кроссовки подчеркивали худобу ее ног. Она зашла в аптеку.

Сквозь витрину Страйк видел, как Стефани, съежившись на стуле в ожидании своего заказа, прячет глаза и смотрит в пол. Когда ей выдали белый бумажный пакет, она пошла обратно той же дорогой, под свесившим лапу гигантским котом, направляясь, как можно было подумать, к себе в квартиру. Но нет: миновав забегаловку на Кэтфорд-Бродвей, она свернула направо у магазина «Афрокарибские продукты» и исчезла в небольшом пабе под вывеской «Баран Кэтфорда», пристроенном к заднему фасаду торгового центра. Паб с единственным окном был снаружи обшит деревом, отчего мог бы сойти за постройку Викторианской эпохи, если бы не облепившие его таблички, рекламирующие фастфуд, телеканал «Скай спортс» и бесплатный вайфай.

Вокруг простиралась мощенная камнем пешеходная зона, однако у входа в паб был припаркован серый грузовой фургон, за которым и остановился Страйк, чтобы спланировать дальнейшие действия. В этой ситуации ему совершенно не улыбалось столкнуться лицом к лицу с Уиттекером, а паб, на вид слишком тесный, не оставлял возможности укрыться от глаз бывшего отчима – если именно с ним должна была встретиться Стефани. Страйку требовалось одно: сопоставить внешность Уиттекера с той фигурой в вязаной шапке и, возможно, с мужиком в камуфляже, который наблюдал за «Кортом» из японского ресторанчика.

Прислонившись к фургону, Страйк закурил. Только он решил найти выгодную позицию чуть подальше, чтобы увидеть, с кем Стефани уйдет из паба, как задние дверцы вдруг распахнулись.

Страйк попятился; на мостовую спрыгнули четверо, окутанные едкой дымкой с вонью жженого пластика, незамедлительно подсказавшей бывшему осровцу, что это крэк.

Все четверо, неопределенного возраста, в засаленных джинсах и футболках, выглядели отталкивающе; у всех были осунувшиеся, изрезанные морщинами физиономии. У двоих ввалились рты, обнажив беззубые десны. На мгновение сбитые с толку видом безупречно одетого, растерянного незнакомца, они, вероятно, решили, что такого лоха можно не опасаться, и захлопнули двери.

Трое степенно проследовали в паб, но четвертый не уходил. Он уставился на Страйка, а Страйк на него. Это был Уиттекер.

Он оказался крупнее, чем помнилось Страйку. Хотя Страйк знал, что Уиттекер, весь покрытый наколками, примерно одного с ним роста, но успел забыть, насколько тот массивен, плечист и широк в кости. На груди лопалась футболка с символикой – равно милитаристской и оккультной – группы Slayer.

Желтушное лицо усохло, как прошлогоднее яблоко, кожа обтягивала скулы, под которыми темнели впалые щеки. На висках появились залысины, жидкие пряди крысиными хвостами свисали вдоль длинных ушей, каждую мочку украшал серебряный тоннель. Так и застыли эти двое: Страйк, не к месту элегантный в своем итальянском костюме, и пропахший крэком Уиттекер, таращивший золотистые глаза священника-еретика из-под дряблых век. Страйк затруднялся определить, сколько прошло времени, но в голове у него пронеслась вереница четких рассуждений.

Если Уиттекер и в самом деле убийца, он, возможно, запаниковал, но не слишком удивился этой встрече. Если же он не убивал, столкновение со Страйком у дверей фургона должно было повергнуть его в шок. Однако Уиттекер никогда не реагировал как все. В любой обстановке он напускал на себя невозмутимость и всезнание.

Через некоторое время Уиттекер отреагировал, и Страйк понял, что другой реакции быть не могло. Обнажив гнилые зубы, тот просто ухмыльнулся, и Страйка мгновенно захлестнула ненависть двадцатилетней давности, смешанная с желанием двинуть Уиттекеру по морде.

– Вот так встреча, – спокойно протянул Уиттекер. – Сержант Шерлок, мать твою, Холмс.

Он отвернулся; под жидкими прядями Страйк заметил розовый скальп и позлорадствовал, что Уиттекер лысеет. Убогий мудила. Так ему и надо.

– Банджо! – окликнул Уиттекер последнего из трех дружков, уже взявшегося за ручку двери. – Тащи ее сюда!

Его ухмылка оставалась надменной, хотя безумный взгляд метался между Страйком, фургоном и пабом. Грязные пальцы сжались в кулаки. При всей своей напускной безмятежности он задергался. Почему он не спросил, что тут делает Страйк? Или уже знал?

Приятель, которого Уиттекер назвал Банджо, появился из паба, ведя Стефани за хилое запястье. В свободной руке она сжимала белый аптечный пакет, ослепительно чистый по контрасту с поношенной, засаленной одежонкой и грязным тряпьем Банджо. На шее у нее прыгала золотая цепочка.

– Ты что?.. Куда?.. – скулила Стефани, не понимая, что происходит.

Банджо поставил ее рядом с Уиттекером.

– Сбегай за пивом, – приказал Уиттекер, и Банджо послушно зашаркал обратно в паб.

Уиттекер обхватил рукой тонкую шею Стефани, и та посмотрела на него с раболепным обожанием, видя в нем, как в свое время Леда, нечто магическое, совершенно недоступное Страйку. Уиттекер сжал пальцы на девичьей шее, да так, что кожа под ними побелела, и начал трясти – незаметно для постороннего взгляда, но достаточно сильно, чтобы на лице у Стефани отразился смертельный ужас.

– Что-нибудь знаешь об этом?

– О чем? – захрипела она. В бумажном пакете постукивали таблетки.

– О нем! – прошипел Уиттекер. – О нем, на которого ты запала, сучка дешевая…

– Отпусти ее, – сказал Страйк, впервые подав голос.

– Ты мне приказываешь? – сверля его безумным взглядом, тихо спросил Уиттекер с широкой ухмылкой – и вдруг с неимоверной силой вцепился обеими руками в девчоночью шею и оторвал Стефани от земли; она попыталась вывернуться и уронила пакет на мостовую; ноги-спички задергались в воздухе, лицо побагровело.

Без раздумий, без малейшего колебания Страйк двинул Уиттекера кулаком под дых, и отчим рухнул, увлекая за собой Стефани. Страйк даже не успел этому помешать: он только услышал, как ее голова ударилась о тротуар. Еще не переведя духа, Уиттекер попытался подняться, глухо изрыгая из своей грязной пасти поток брани, и Страйк краем глаза увидел, как из паба выходят трое дружков во главе с Банджо: они наблюдали эту сцену через единственное закопченное окно. У одного в руке был короткий ржавый нож.

– Валяйте! – подначивал Страйк, твердо стоя на ногах и широко разведя руки. – Приведите копов к своему притону на колесах!

Не до конца очухавшийся, поверженный Уиттекер жестом приказал дружкам держаться подальше; это было самым явным проявлением здравого смыла, какое только знал за ним Страйк. У окна паба сгрудились зеваки.

– Охерел совсем… мать твою… – просипел Уиттекер.

– Ага, кстати, о матери, – сказал Страйк, рывком поднимая Стефани на ноги. В ушах у него пульсировала кровь. Руки чесались отделать Уиттекера так, чтобы желтушная морда превратилась в кашу. – Он убил мою мать, – обратился он к девчонке, глядя в ее ввалившиеся глаза. Его пальцы легко смыкались вокруг ее тонких запястий. – Ты слышала? Он уже убил одну женщину. А может, и не одну.