Запад-Россия. Тысячелетняя Война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - Ги Меттан

Зачем надо все время повторять утверждение, которое, по сути, опровергает предыдущее? Это значит, что смысл не в нем. Согласно западным представлениям, необходимо искажать факты и заявлять о несуществующем российском вторжении[365], дабы оправдать в глазах общественного мнения абсолютно беззаконную войну. И в самом деле, поскольку украинский кризис является результатом путча и предательства (несоблюдение договора от 21 февраля между европейскими министрами и бывшим президентом Януковичем относительно проведения законных выборов через год), украинское правительство так и не решило своих внутренних проблем, обострившихся после поспешных и противозаконных выборов.

Кроме того, поскольку западные демократические законы нуждаются в поддержке общественного мнения, западные государства, прежде чем вступить в войну, должны непременно доказать, что не преследуют в ней корыстных целей. Война оправдана в двух случаях: если речь идет о самозащите и если она ведется за правое дело (мир, демократию, освобождение народов). Иначе говоря, западная война нуждается в благословении со стороны гуманитарных сил.

Прежде монархи, наместники Бога на земле, должны были доказывать, что, развязывая войну, исполняют Божью волю, и звали епископов благословить армию. Сегодня благословение на ведение войны должны дать гуманитарные деятели; они же являются гарантом того, что вмешательство в дела других стран — вынужденная мера, священный долг во имя победы на земле мира и демократии. Традиционное елеопомазание перед боем сменилось елеопомазанием словесным, светским, осуществляемым властителями дум. А заверения империалистов XIX века, что они несут на другие континенты цивилизацию, сменились велеречивыми рассуждениями о правах человека.

С этой точки зрения то и дело повторяемая фраза, что «русские захватили Украину», имеет одну единственную цель: убедить, что агрессором является именно Россия и что легитимное, но слабое украинское правительство остро нуждается в помощи Запада. А иначе как объяснить такое невиданное искажение фактов? Если следовать этой логике становится понятно, зачем передовицы повторяли друг за другом, что Россия развязала войну в Осетии. Главное — не нарушать логическую цепь. Когда украинское правительство назначило министром члена команды бывшего грузинского президента Саакашвили, ориентированного на Запад, тут тоже все было понятно[366].

А вот еще пример использования дискредитирующих формулировок применительно к любой стороне российской действительности. Так, если речь идет о системе образования, то «в ней работает отбор по национальному признаку»; если об иммиграции — то она «жестко регламентирована»; если о религии — то она «враждебна к неправославным»; если о коррупции — то она «не перестает расти»; если о положении гомосексуалистов — то оно «ужасающее»; а если о правовой системе — то она «коррумпирована и плохо работает».

Что касается лжи, то у нее своя диалектика. Лгут все политики и все руководители без исключения. Это имеет даже свое название: «государственные соображения» или «государственные интересы», и большинство граждан с этим в принципе согласно. Другая сторона вопроса — понять, кто лжет больше. Путина регулярно обвиняют в том, что он лжет, нарушает данное слово (можно подумать, главы других государств его держат!). Игра между политиками заключается в тыканье друг в друга пальцем: «Я не лгу, это он лжет!». На этой игре замешана демократия, и выигрывает тот, кто всех перехитрил. Но какая из западных газет решится уличить президента Обаму во лжи, хотя еще в начале своего первого президентского мандата он пообещал закрыть пресловутую тюрьму в Гуантанамо? Меж тем подходит к концу его второй мандат, а тюрьму так и не закрыли. А может, потребовать, чтобы он вернул Нобелевскую премию мира, коль скоро он мучил и убивал людей своими беспилотными самолетами и тем нарушал права человека?

Великое искусство придворного журналиста — потому что существуют придворные журналисты, как существовали когда-то придворные поэты — состоит в том, чтобы выстроить дискурс в соответствии с общепринятой точкой зрения, ловко жонглируя различными искажениями реальности, упоминая или замалчивая те или иные факты, употребляя соответствующие случаю слова; главная задача — вписаться в стереотип, в заданный шаблон, да так, чтобы швы и стыки были незаметны! Подобные деформации чрезвычайно опасны для журналистики и являются одной из причин (наряду с популярностью Интернета), по которой многие читатели не любят читать крупные газеты.

Разделение на «мы» и «они»

Составление текстового сообщения информагентства или подпись к видеоряду в новостях — это вовсе не холодный и не нейтральный вид деятельности. Напротив, выбор лексических средств, интонации, создание образа, метафор, употребление объединяющего «мы» могут породить ощущение близости, общности, человеческого тепла. Но можно также противопоставить «мы» — и «они». «Они» — это другие, все остальные, кто не входит в круг счастливых избранников.

В своем анализе статьи о событиях в Беслане, опубликованной Джорджем Меллоуном в «Уолл-стрит джорнал»[367], Фелиситас Макгилкрист показывает, как автор, вроде бы выступающий против терроризма, умело разграничивает «мы» (американцы) и «они» (русские). В отрывках, приведенных ниже, видно, как через построение фраз Меллоун дискредитирует российского президента — при том, что формально он выражает сочувствие жертвам теракта[368]: