Змеевик - Лорел Гамильтон

старше нее, и даже педофилов. Она закатила глаза, словно ее уже предупреждали об этом. Я решила поговорить с Эдуардом о доступе Бекки в интернет, в том числе через телефон. Больше всего поражал тот факт, что она ведь не была такой, как другие девочки ее возраста. Ее похитили и пытали, когда ей было шесть. Ей сломали пальцы. Все срослось, ее руки были в порядке, но она знала, что «большие плохие вещи» в жизни действительно случаются. Она знала, что на свете бывают плохие люди, которые способны навредить ребенку. Ее не трогали в сексуальном смысле, но я знала, что это такое, когда тебя связывают и пытают. Это оставляет отпечаток, который трудно стереть из памяти. Я заглянула ей в глаза и не увидела в них той осторожности, на которую рассчитывала. Поэтому она в порядке, а Питер — нет? Ее просто не тронуло произошедшее? Она хоть что-то помнит об этом?

Она уставилась на меня, при этом половина ее лица была очищена от косметики, а другая все еще хранила какую-то жутковатую взрослость.

— Что-то не так? — Спросила она, и снова выглядела старше, серьезнее. Как будто внутри нее была тень — умная и проницательная. Я вдруг подумала о том, насколько очевидным было для нее произошедшее в коридоре.

— Ничего. — Сказала я на автомате.

Она посмотрела на меня уничтожающим взглядом.

— Почему детям все врут?

— Потому что мы думаем, что есть вещи, которых детям лучше не знать. — Я ответила ей многозначительным взглядом.

Она скрестила свои тонкие руки на груди, и я вдруг поняла, что под этой загорелой кожей были мускулы. Она с малых лет занималась танцами, и я тут же подумала о Натэниэле и других профессиональных танцорах — включая тех, кто занимался балетом. Бекка будет не просто красивой — она будет в отличной форме. Я вдруг ощутила внутренний конфликт по этому поводу.

— Ты все еще хочешь стать балериной, когда вырастешь?

— Да. — Ответила она, но так, словно в действительности не имела этого ввиду, или просто не хотела отвечать.

— Звучит не слишком убедительно. — Сказала я, вернувшись к снятию макияжа.

— Просто когда я говорю, что хочу стать балериной, люди думают, что я такая же, как остальные девочки, которые так говорят. Я очень стараюсь, и каждый раз, когда я говорю об этом взрослым, они гладят меня по голове и выдают что-то типа: «Разве это не мило?» или улыбаются так, будто мне по-прежнему шесть. Я начала говорить о том, что стану профессиональной танцовщицей, потому что устала от того, что ко мне относятся так, будто я играюсь в переодевания и просто кружусь по гостиной под классическую музыку.

— Это я могу понять. — Сказала я.

— И теперь они спрашивают, хочу ли я быть в «Танцах со звездами» или в «Американском таланте», а я совсем не для этого стараюсь. Я хочу быть настоящей танцовщицей. Я хочу встать на пуанты. Мой учитель говорит, что у меня есть для этого все данные, и что я буду достаточно высокой.

— Это действительно здорово, Бекка. В детстве я достаточно прозанималась балетом, чтобы понять, что не хочу вставать на пуанты, и я в любом случае была слишком низкой для примы.

Она усмехнулась.

— Тебе было бы трудно найти партнера подходящего размера, как этого требует балет.

— Я знаю одного парня своего размера. Он профессиональный танцор.

Теперь я привлекла ее внимание.

— Какими танцами он занимается?

— Балетом.

— Где он танцует?

Я рассказала ей, где он работает, и тут же посыпались вопросы, на которые я уже не могла ответить, так что пообещала задать их своему другу, когда у меня будет шанс поговорить с ним. Бекка не на шутку разошлась и продолжала болтать о балете, танцах, выступлениях и прочих вещах, которые были слишком далеки от меня. Я была гораздо моложе нее, когда бросила балет.

Теперь у меня появилась возможность позвонить мальчикам. Я начала с Мики, но наткнулась на голосовую почту. Я оставила ему веселое сообщение о том, что мы с Беккой сейчас в номере, и что Отто Джеффрис явился на свадьбу по личному приглашению от невесты. Дальше я позвонила Натэниэлу и оставила ему аналогичное сообщение, добавив, что Отто ждал нас в коридоре. Я также набрала Никки и сообщила, что Отто свалился, как снег на голову. Мне не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто серийный убийца явился только для того, чтобы напугать меня до чертиков, когда никаких доказательств этому у меня не было. Я начала звонить Ру и Родине, но осознала, что они даже не в курсе, кто такой Олаф, так что я не смогла придумать адекватное сообщение для них. Никто из ребят так и не возвращался. Почему копы допрашивают их так долго? И вдруг я поняла, что либо торможу, либо я просто тупая.

Беттина Гонзалес была низкорослой темноволосой женщиной, что делало ее подходящей под профиль жертв Олафа. Он сказал, что только приехал. Возможно, он пробыл здесь уже несколько дней, наблюдая за нами, выжидая момент, когда сможет встретиться со мной один на один. Я параною? Быть может, но грань между параноей и осторожностью очень тонкая, и она заключается в ответе на очень простой вопрос: за тобой действительно идут? Олаф ясно дал понять, что хотел быть со мной больше, чем просто друзьями. Эдуард опасался, что я могу напортачить, и из потенциальной подружки превращусь в потенциальную жертву. Меня это тоже беспокоило. Собиралась ли я сходить с Олафом выпить кофе или коктейлей? Я знала, что не хочу идти с ним на свидание — мне не нужно было пробовать, чтобы понять это. Что делать с серийным убийцей, который обещает, что будет вести себя хорошо в обмен на свидание? Хрена с два я знала ответ на этот вопрос.

39

Я сделала еще один звонок, прежде чем мы снова встретимся с дядей Отто. Я позвонила Бернардо. Я могла набрать Эдуарда, но мне не хотелось, чтобы ему пришлось выбирать между мной и Питером. Я большая девочка. Я могу о себе позаботиться. Я также была маршалом США. Черт, да я была истребительницей вампиров куда дольше, чем Бернардо. Так почему мне хотелось вызвать подкрепление, хотя Олаф не сделал ничего плохого? Потому что он пугал меня — вот в чем заключалась бесючая правда. Я ненавидела его за то, что мне хотелось, чтобы рядом со мной сейчас оказался кто-то из мужчин, даже если это Эдуард. Я могу о