Чистильщик - Александр Мазин

Харитонов (тоже не лыком шит) подхватил с пола какую-то джинсовую тряпку, намотал на руку.

«Надо отобрать у подлеца железку,– думал он.– Или добраться до второй. Вот сука! Как подловил!»

Нога отчаянно ныла.

Николай Николаевич ловко перебрасывал трубу из руки в руку. Противника он не боялся, видел, что тот медлительней. Но, с другой стороны, Харитонов тоже кое-чему обучен и физически сильнее. Если схватит, еще неизвестно, как обернется. И все-таки справляться с такими, как подполковник Харитонов, на этом поле, когда все решают сила, ловкость и мужество, проще, чем в коридорах власти, где решает вовремя переложенная из кармана в карман пачка долларов, кокетливо предложенная попка или свидетельство о браке с внучатой племянницей министра.

Р-раз! – и стальная труба звонко ударила по недостаточно быстро отдернутой кисти. Два! – носок ботинка смачно врезал по щиколотке.

Харитонов терпел. Он вообще был терпелив.

И боль переносить умел еще с тех времен, когда занимался дзюдо. Главное – подловить, схватить, а там…

Николай Николаевич с легкостью просчитал тактику противника. В глубине души он был даже благодарен этому нахаленку Васильеву. Собственными руками прикончить того, кто не только разрушил прекрасно спланированную программу, но еще и вынудил пожертвовать старым другом… Редкое удовольствие, ничего не скажешь!

Он решительно шагнул вперед… и споткнулся.

Харитонов прыгнул вперед, красиво перехватил руку противника… Но уже без трубы! Труба оказалась в другой руке и конец ее снизу врезался Харитонову в пах. Михаил Геннадиевич взвыл от нестерпимой боли… И умолк. Навсегда.

Противник поймался на примитивную ловушку. Николай Николаевич трижды повторил один и тот же прием, на четвертый раз сымитировал потерю равновесия… Есть! Нахрапистый подполковник ринулся, как носорог, схватил подставленную руку, получил по яйцам, отпустил руку, открылся, и неровно откромсанный конец водопроводной трубы с хрустом проломил ему висок.

Николай Николаевич подобрал с пола желтую майку с надписью по-английски: «Самый лучший стиль», тщательно протер трубу (зачем оставлять на орудии убийства свои пальцы?), уселся на тряпки и приготовился ждать оставшиеся четверть часа… или меньше, если устроители этого соревнования одновременно являются и его зрителями.

– А мотив? – спросил старший лейтенант Хлопков, принимая видеокассету.

– Ну, брат!..– протянул Васильев в изумлении.– Мы тебе сдаем убитого, убийцу, видеозапись совершенного преступления, орудие убийства, более того, убитый – из вашего ведомства, а ты говоришь: мотив!

– Да… Но… Как-то это все… Сомнительно. Так, Веня? – Старший оперуполномоченный Хлопков повернулся к напарнику.

– Сомнительно,– согласился тот.– А скажи мне, Валера, убийца, часом, не из вашего ведомства?

– Увы! – Васильев развел руками.– Ты просто Шерлок Холмс, Вениамин!

– Тут и козе понятно, что вы его подставили,– проворчал опер.– С кассетой хоть все в порядке?

– Весь процесс: от и до! – заверил Васильев.

– Берем? – спросил Хлопков.

– Берем,– вздохнул напарник.– Убийство есть убийство.

– А как мы вот это объясним? – старший лейтенант помахал кассетой.

– Предусмотрительность подполковника Харитонова,– сказал Васильев, у которого все было продумано.– Камера закреплена наверху, и пальчики убитого на ней имеются.

– И как же он ее включил?

– А никак. Просто часть пленки оказалась некачественной. Но самое главное запечатлелось.

– Камеру не жалко?

– Жалко,– вздохнул Васильев.– А что делать?

– А откуда мы все это узнали? – не унимался Хлопков.

– Ладно, пошли,– сказал Веня.– Какая разница откуда? Оперативная разработка, сигнал информатора… Только жопой чую – все равно это дело у нас отберут.

– Может, и отберут, а может, и нет,– буркнул Хлопков.– Ладно, мужики, покедова. Мы вас не видели. Кстати, машину вашу уже ищут.

– В связи с чем, интересно? – спросил Васильев.

– Наезд.

– Так мы тихонько,– сказал Петренко.– Дворами-закоулками. Да и оставим в таком тихом месте.

– Заявление напишем: угнали, мол,– добавил Васильев.

– Пишите,– сказал Хлопков.– По месту жительства. И проваливайте. Глаза б мои вас не видели, конспираторы хреновы!

Лязгнул засов, и Николай Николаевич поднялся, доброжелательно улыбаясь. Но, увидев вошедших, улыбаться перестал.

Бойцы господина Горшкова в зале, конечно, набезобразничали, но не сотворили ничего такого, что нельзя исправить. И Егорыч с мальчишками за день навели порядок. Когда Васильев опять появился в зале, Кремень провел уже несколько тренировок.

Приехал Валерий пораньше, к четырем, рассчитывая пообщаться с Егорычем.

Переступив порог зала, Васильев вспомнил, как сделал это в первый раз. И года ведь не прошло, а кажется… Такое чувство бывает, когда взрослый приезжает в дом, где жил ребенком. Все словно становится меньше. И в тот, первый, раз в зале тоже не было никого, кроме сэнсэя. И на этот раз, как и тогда, Кремень не уделил Валерию особого внимания. Поздоровался – и все. Словно и не было последнего страшного месяца.

Васильев не обиделся. Он уже научился понимать своего сэнсэя.

Пара кружков по залу, разминка, работа со снарядами… Валерий чувствовал, как возвращается к нему почти забытое состояние тренировки. Чертовски приятно!

Около пяти начали появляться ученики. Малышня. Чуть попозже – Олежек с Гариком. Эти двое, увидев Васильева, обрадовались. Он, впрочем, тоже.

Затем, к удивлению Валерия, появился профессор-китаист, к которому его как-то водил сэнсэй. Нет, профессор не собирался тренироваться. Он привел племянника, тощего парня лет двадцати с рыжим «хвостом» на затылке. Привел попробоваться. Последним появился Петренко.

Сэнсэй хлопнул в ладоши. Построились.

И в этот миг Валерий с необычайной остротой почувствовал пустоту в зале. И в груди. Силыч, Юрка, Гоша, Монплезир… Все они… Их нет.

Построились. Поклонились. Побежали. Через двадцать минут Валерий констатировал, что потерял физическую форму. Ничего, наверстается.

Хлопок, команда разбиться на пары.

– Олег, встань с новичком! Петренко, Васильев! Работа с шестами!

Орудовать длинной палкой, гордо именуемой «шест», Петренко умел значительно лучше Валерия. И доказал это, первым же движением сбив Васильева с ног. Валерий сделал правильный вывод и стал осторожнее. Вообще, он как будто раздвоился. Одна его часть «работала», а вторая, главная, оставалась в неподвижности. Часть эта не оценивала, нет, даже не наблюдала. Она просто была.