А&В. Бабочка - Tais

она не расслаблялась, опасаясь, что он захочет с ней переспать. Многие парни этого бы захотели, но он не проявил ни малейшего интереса, и это задевало ее гордость. И все же она была ему за это благодарна — он не стал усложнять ей жизнь. Если он захочет ее трахнуть, разве она сможет ему отказать, когда от него настолько сильно зависит ее жизнь? Так что его безразличие ей только на руку.

Зайдя в номер, она тут же разделась и завалилась на кровать. Сон пришел мгновенно, только голова коснулась подушки. Впервые за долгое время у нее были сновидения — приятные и теплые. И она верила в эти слова, надеясь, что все самое страшное в своей жизни она уже пережила.

Я до сих пор люблю ее

«Как он сюда попал?!».

В темноте его палаты, вход в которую охраняла вооруженная охрана, сверкнула пара ледяных глаз. Случайно попасть сюда невозможно — даже врачей, приходящих к нему, тщательно обыскивали и проверяли. Он лежал в больнице для заключенных, чуть ли не на каждом метре натыканы камеры, выставлена охрана, везде замки и решетки.

— Ш-ш-ш, — тихо сказал белобрысый парень, приложив палец к своим губам, намекая не кричать.

Что ж, идея закричать была соблазнительной. Незваного гостя в его палате тут же расстреляют, стоит лишь охране его заметить.

— Знаешь, что произойдет, если ввести кубик уксусной кислоты внутривенно? — внезапно сказал белобрысый, подойдя к Дэну в упор. Дэн испуганно покачал головой, лежа в постели. — Если хоть пискнешь без моего разрешения, узнаешь.

И словно подтверждая свои слова, парень показал шприц. Желание закричать тут же пропало. Ему хотелось бежать — да хоть в окно выпрыгнуть, плевать. Пусть его расстреляют, пусть он разобьётся, но только не этот парень с ледяными глазами. Но физически он сделать это не мог. Все, что для него было возможно сделать самостоятельно, — лишь слегка приподняться на постели. Речи о ходьбе или беге и идти не могло. Его раны, полученные от Оливии и от того паренька на складе, затянулись лишь частично, а сломанные кости срослись не до конца. Кое-что его успокаивало — камера была, в том числе, и в его палате, и этот белобрысый сам себя подставил, жить ему недолго осталось, так или иначе его скоро обнаружат.

— Тебе не стоит переживать о моей безопасности, — словно читая его мысли, сказал белобрысый. — Система безопасности уже взломана и на камерах меня не окажется. Уйду я отсюда так же спокойно, как и пришел, целым и невредимым. Но сначала… — Он вынул из пальто колбу со странной палочкой. — Открой рот.

Дэн послушался, белобрысый поелозил палкой по его рту, а после вернул ее в колбу и убрал в пластиковой пакетик. Также он вырвал несколько волосков с головы и срезал немного кожи с руки.

— Зачем тебе это? — шепотом спросил Дэн. Белобрысый гневно на него посмотрел, и Дэн тут же пожалел о своем вопросе.

— Для кое-какого эксперимента, — все-таки ответил он. — Мне нужен генетический материал. И кое-что еще.

— Если ты меня убьешь, тебя будут искать всем Районом.

— На моих руках кровь куда большего количества людей, чем у тебя. От твоей смерти ничего не изменится, но планов убивать тебя у меня нет. У меня есть для тебя новость, если ты будешь послушно отвечать на мои вопросы, я тебе ее сообщу.

— И что же это за новость?

— Узнаешь в конце разговора, — сказал белобрысый и достал из пальто телефон — похоже, на нем была включена запись. — Я ознакомился с материалами работы твоего психиатра. Все, что ты ему рассказал про мать и отца, правда?

— Да, все до единого слова.

— Ты не боишься, что это могут вынести журналисты и рассказать об этом всему миру?

— Боюсь? Нет, я этого желаю. Тогда мы отправимся в ад всей семьей. Один я туда отправляться не хочу.

— История с Лилит тоже правда?

— Да. Ты будешь задавать только идиотские вопросы?

— Отвечай на них.

Белобрысый парень задал ряд других вопросов, прося рассказать подробнее про Новака, Оливию, Лилит и семью, потом они перешли к вопросам совсем другого рода про чувства и эмоции, что Дэн испытывал раньше или сейчас. И ему эти вопросы не нравились. Он в ответ огрызался или отказывался говорить, а белобрысый давил на него, требуя честных ответов.

— Что я тебе должен сказать?! — злобно, но все еще не громко сказал Дэн. — Финита ля комедия, как говориться. Я все понимаю. Если меня не отведут на плаху, меня разорвут на части сокамерники или родственники этих шалав. Это конец. Что я, по-твоему, чувствую? Если б не ты, я бы до сих пор жил припеваючи!

— Понятно. Есть ли что-то, о чем ты жалеешь? Что, будь у тебя возможность, ты изменил бы?

— Хм… Ну конечно, я бы бросил затею с Араки. Тогда ты бы меня не поймал. А еще… Наверно, не стал бы убивать Лилит.

— Почему?

— Каждую ночь мне снится один и тот же сон: она на сцене, залитая светом прожекторов, в образе Дездемоны. Ее игра, улыбка, голос… Однажды она мне сказала, что хочет стать бабочкой в смоле. В фигуральном смысле. Она хотела оставить после себя память… Черт, она действительно была талантлива. И так красива, — его голос едва уловимо дрогнул. — Видимо, я до сих пор люблю ее… эту шалаву.

Белобрысый задал еще несколько вопросов и после собрался уходить.

— А как же новость? — спросил Дэн, когда он направился к дверям.

— Ах, да. Оливия беременна от тебя и решила рожать.

— Серьезно? Какая же она дура, — он рассмеялся.

Под его смех, не прощаясь, белобрысый покинул палату. Больше эти двое никогда не виделись.

Взрыв

Петиция на обжалование приговора, по мнению многих, слишком мягкого для серийного убийцы, набрала больше трехсот тысяч подписей. На повторный суд впервые за все время подсудимый явился лично — ранее он проходил лечение и не мог присутствовать на заседаниях.

Судьей была назначена женщина, прославившаяся на весь мир своими жесткими приговорами и отсутствием жалости к преступникам. За свои двадцать восемь лет работы она вынесла более трехсот приговоров, в более чем трети которых была выбрана строжайшая мера пресечения — смертная казнь. Ее специализация — особо тяжкие уголовные преступления. На посту судьи она успела увидеть много ужасающих, мерзких, отвратительных вещей; изуродованные тела жертв: облитые кислотой, сожжённые заживо, освежеванные и даже маринованные, словно соленья на зиму; чудом выжившие жертвы насильников, садистов, изуверов; убийцы, глядящие