Стоя в чужой могиле - Иэн Рэнкин

— Тысяча триста двадцать восемь метров над уровнем моря, — процитировал тот.

— «Мир виски Деварс»…

— Девять миль в сторону от А-девять.

Они обменялись улыбками.

— Но должен признаться, мне это нравится. Хотя жене я об этом не скажу. Всегда чувствую себя не в своей тарелке, когда сижу в офисе. Или даже когда смотрю телик с задранными ногами. — Он взглянул на Ребуса. — Небось, считаете меня психом.

— Да нет. Когда едешь, всегда есть конечный пункт, и ты понимаешь, что так или иначе доберешься.

Коммивояжер кивнул:

— Именно.

Они подымили молча, потом собеседник Ребуса поперхнулся, откашлялся.

— Эта девушка, которую убили где-то неподалеку…

— Аннет Маккай?

Тот кивнул еще раз, теперь серьезнее:

— Вы за этим и приезжали? Я помню, ваша коллега что-то спрашивала у оператора.

Он посмотрел на Ребуса, и тот согласно кивнул.

— Было время, я подбирал автостопщиков, но всегда их предупреждал об опасностях таких путешествий. Раньше их было больше, но и теперь еще встречаются. Я заставил Лори пообещать, что она никогда не будет так ездить. — Коммивояжер поднял глаза. — Я знаю, что вы думаете: мы, дескать, своих детей чуть ли не в вату заворачиваем. Да я сам так катался — и хозяйка моя. Но времена изменились.

— Пожалуй.

— Надеетесь поймать этого гада?

— Трудно сказать.

— А если и поймаете, то теперь не тюрьма, а курорт.

Он докурил и стал давить окурок носком. Ребус обдумывал ответ, но коммивояжеру, казалось, тот не был нужен.

— Пора в путь, — сказал он. — С моей работай не потопаешь — не полопаешь. — Он оскалился, показав профессионально отбеленные зубы. — И эти решения сами собой не продаются.

Они обменялись рукопожатием и разошлись по машинам. Ребус видел, как коммивояжер тронулся с места и помахал ему в открытое окно. Тот держал путь на север. Шесть, а то и семь дней в мире, который для него был неизменным, а для других — постоянно меняющимся. Площадка для отдыха, где торгуют сэндвичами, короткие остановки на заправках… каждая дорога тебе как родная — знаешь, где можно срезать, сэкономив десяток миль; можешь вмиг рассчитать, как объехать пробку; знаешь людей, которые живут похожей жизнью и готовы подсказать, где фастфуд лучше, бензин — дешевле, а гостиницы — чище. Ребус всегда представлял себе дороги простыми, безмолвными сущностями, но теперь он думал иначе: у них были свои индивидуальные черты и слабые места. В них билась жизнь. Он притормозил у заправочной станции, вытащил телефон и набрал номер Саманты.

— Это я, — сказал он, когда та ответила.

— Привет, па.

— Говорить можешь?

— Никаких планов, два дня безделья — выходные.

— Счастливица. Я просто захотел позвонить и узнать, как дела.

Он откинулся на подголовник, прижимая телефон к уху и согласный лишь слышать ее голос, больше ничего.

— У тебя все в порядке? — спросила она. — Я только…

— Что?

— Не похоже на тебя — взять и позвонить.

— Это не значит, что я о тебе не думаю, Саманта. Я о тебе много думаю.

— Со мной все хорошо.

— Я знаю.

— А ты? Подвигается дело с поимкой этого сумасшедшего?

— Меня все об этом спрашивают.

Он вспомнил слова, только что сказанные коммивояжеру: «Всегда есть конечный пункт, и ты понимаешь, что так или иначе доберешься…»

— И что ты им говоришь?

— Ты вправду думаешь, что он сумасшедший?

— Конечно, а кто же еще?

— Иногда бывает трудно судить.

— Мурашки бегут, когда думаешь, что он еще на свободе. Через несколько дней я поеду в Инвернесс на беседу с бригадой ЭКО. Я сказала Кейту, что с места не тронусь без него.

— Все будет хорошо.

— Тебе легко говорить.

— Наверно. Позвонишь из больницы?

— Конечно.

— Может, заглянете с Кейтом в Эдинбург на выходных. Я бы нашел отель — расходы мои.

— Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

— Хватит прикалываться, девушка. Она ответила звонким смехом.

Вечером он встретился в «Таннери» с Кафферти.

— Спасибо, что пришел, — сказал он.

Выпивку он взял заранее, еще не подойдя к столу.

— Это что, извинения? — спросил Кафферти.

— Какие еще извинения?

— В прошлый раз ты был не такой вежливый.

— Это тебе так кажется.

— И что?

— Не хочешь ли ты мне сказать, что я оскорбил твои чувства?

Кафферти выдавил самую натянутую улыбку, какую мог.

— Может быть, и нет, — снизошел он. — Так зачем ты меня позвал?

Ребус полез в карман, вытащил и развернул страницу, вырванную из «Скотсмен», разложил на столе. Это был отчет о похоронах Аннет Маккай с фотографией провожающих на выходе из церкви. Кафферти в том числе.

— Меня пригласила семья, — объяснил Кафферти.

— Не думал, что вы знакомы.

— Я знаю Даррила.

— С каких это пор? Не так давно ты даже не знал, что он работает на Фрэнка Хаммеля.

— Ты сам подсказал.

Кафферти поднял стакан, словно провозглашая тост.

— И ты за это время успел втереться в доверие к семье?

— Меня попросил прийти Даррил.

— Но зачем?

— Да так — дела.

Кафферти отхлебнул виски, посмаковал, проглотил.

— Я не заметил Хаммеля.

— Его там и не было.

— Оттерли? — предположил Ребус. — Ты натравил на него Даррила?

— Ты недооцениваешь парня.

— То есть?

— Моя помощь была ни к чему. Юный Даррил нацелился на Хаммеля сто лет назад.

Ребус выдержал паузу, переваривая услышанное.

— Он и вам, придет время, устроит веселую жизнь, — продолжал Кафферти. — Если останется умником и везунчиком.

— И где же Хаммель теперь?

— Сидит и не высовывается.

— Не могу поверить — слишком крупная рыба.

— Парень его потихонечку вытеснял. Вышвырнул хаммелевских людей и привел своих. И делал это так, что Хаммель даже ничего не подозревал. А это значит, что шкет очень умен. Иначе пацана уже закопали бы где-нибудь в лесу.