Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

– А что ты называешь другим обществом?

– О! В нем довольно много этажей; но вся разница между ними только в умении хранить тайны.

– Иными словами, на верхних этажах куда лучше владеют искусством лицемерия, чем внизу… Это еще больший грех.

– Дружище, – усмехнулся Сатана, – лицемерие, если правильно на него смотреть, – величайшее благо человеческого общества.

– Вот те раз!

– Представь себе, барон: вот город, пораженный чумой; если недальновидная администрация оставляет на улицах завалы из трупов и больных, если его атмосфера пропиталась смертью, а воображение жителей – страхом, то нет никакого сомнения, что через короткий промежуток времени эпидемия скосит три четверти населения; но если, наоборот, отцы города заботятся об уничтожении всяких следов бедствия, если умирающие – в больницах, а мертвецов быстро увозят и сжигают, то эпидемия приводит к минимальным жертвам. А порок очень похож на чуму. Его миазмы растлевают нравственную атмосферу: вы это называете плохим примером. Так что не брани понапрасну лицемерие, исцеляющее порой людские язвы; это как бы нравственное здравоохранение общества.

– А что же тогда добродетель?

– Добродетель, хозяин, – это прежде всего здоровье.

– Да где ж его взять?

– Ищи.

– Как же я могу его найти после всего, что ты мне тут наплел? Кто мне докажет, что лживые одеяния притворства не прячут жуткий недуг?

– А ты смотри под одеждой.

– То есть ты хочешь сказать, что мне нужно внимательно слушать твои басни. Но пока я вижу в них только подлые преступления…

– Это потому, что не я выбирал сюжет.

– Но если когда-нибудь я встречу невинное создание… Ты ведь запросто обольешь его грязью в своих гнусных рассказах!

– Я никогда не обманываю и не клевещу – это оружие слабовольных трусов.

– Ну, раз так, мессир Сатана, раз уж ты достоверно обещаешь мне рассказать всю правду о любой женщине, которую я повстречаю… Тогда я согласен на сделку, предложенную тобой, но только при одном условии: мне нужно два года на то, чтобы сделать свой выбор.

– Ну, так и быть. Пусть будет два года. – Дьявол согласился, но не без видимых колебаний.

– Договорились?

– Договорились.

– Тогда излечи меня, и немедленно!

– Ну уж увольте, барон, – недовольно фыркнул Сатана. – Ты же прекрасно знаешь, что я не берусь за физически невозможные вещи.

– Так ты меня обманул?

– Ты все так же недоверчив, ибо и сам лжив до мозга костей. Так вот, через три недели ты будешь здоров просто до неприличия.

– И как же?… – изумленно вопросил Луицци.

Но Дьявол уже исчез.

Луицци крайне разочаровало внезапное исчезновение Сатаны; но обещания лукавого несколько успокоили его, и, трезво посмотрев на вещи, он понял, что положение не такое отчаянное, как он воображал, и что перед ним вовсе не жуткие чудовища, порожденные страхом, но вполне преодолимые препятствия. Тем временем вернулась госпожа Умбер; Луицци ожидал увидеть в ее руках посудину с пиявками и кипу готовых к употреблению горчичников, но вместо этого она принесла небольшой поднос с чашкой бульона и стаканом великолепного на вид вина. Как уже было сказано, Луицци давно мучил волчий голод, а потому этот поднос подействовал совершенно однозначно: голод внушил барону здравую мысль – уговорить потихоньку сиделку и оторвать ее от заговора слуг; не зря ведь говорят, что именно в желудке находится гений большинства мужчин. И он обратился к госпоже Умбер:

– Спасибо, милая, вы принесли мне такой прекрасный завтрак!

– Вам? Ну что вы, сударь, вы слишком больны, вам нельзя еще кушать…

– Вы опять станете обращаться со мной, как с чокнутым?

– Господи Боже мой! – воскликнула госпожа Умбер. – Да ведь я прекрасно понимаю, что господин барон в своем уме, но так же верно и то, что я не могу позволить себе дать ему еду. Мой долг состоит в точном исполнении предписаний врача…

– Конечно, сударыня, – поддакнул Луицци, – но это не к вашей выгоде…

– Я действую не только из соображений о выгоде, господин барон.

– Тем хуже для вас, сударыня! Ибо если вы соблаговолите подать мне сейчас эту чашку бульона, то я заплатил бы за нее, как за чашку жидкого золота.

– А вдруг доктор Кростенкуп узнает?

– Да пусть сердится! Я тут же выставлю его за дверь!

– Скорее это он выставит меня за дверь и приставит к вам старую злую каргу, которая будет скрупулезно выполнять его указания.

– Вы правы, госпожа Умбер; я ничего ему не скажу. Только дайте мне ваш изумительный бульон.

Госпожа Умбер, взболтнув чашку, нерешительно произнесла:

– Нужно будет еще сказать ему, что вы приняли все лекарства…

– Обязательно скажу, госпожа Умбер. Дайте же мне бульон.

Сиделка взяла чашку и подошла к барону.

– Но есть еще Луи и Пьер… Они могут донести, что мы не выполнили всех предписаний, – в замешательстве пробормотала госпожа Умбер и поставила чашку обратно на поднос.

– Я им все прощу, если только они не проболтаются; но дайте же мне бульон, а то я сейчас сдохну от голодных колик!

– Пейте аккуратно, по крайней мере.

– Да-да, конечно.

– Подождите, я развяжу ремни – они вам мешают…

– Дай вам Бог всего хорошего, госпожа Умбер, вы славная женщина…

Луицци мигом проглотил желанный напиток, настолько подкрепивший его, что вместе с теплом в желудке к нему вернулись все надежды на лучшее.

Уже ближе к вечеру заявился доктор Кростенкуп и строгим голосом спросил, точно ли следовали его указаниям.

– Ах, доктор! – воскликнул Луицци, завидев его. – Я сегодня испытал нечто необычайное! Представьте, у меня словно пропала какая-то пелена, застилавшая раньше глаза. Что-то ужасно грызло в груди и пребольно жгло ноги.

– Отлично, отлично! – сказал доктор, задумчиво насупив брови. – Это подействовали пиявки и горчичники. Ну, а дальше?

– А потом, доктор, чем яростнее наступала боль, тем больше прояснялось в голове, и вскоре у меня появилось такое чувство, будто я выбрался из темной ямы.

– Ну, наконец-то! – радостно воскликнул доктор Кростенкуп. – Теперь жизнь ваша вне опасности, господин барон! Остается только неукоснительно придерживаться той же методы: еще две сотни пиявок и пятнадцать наложений горчичников, и вы будете в состоянии вскочить на горячего жеребца!

– Я надеюсь на вас, доктор, – покорно сказал Луицци.

– И особенно настоятельно я предписываю строгое соблюдение диеты.