Сердце потерянное в горах - Анна Сарк

сумерки и звуки ночи становятся громче. Где-то далеко ухает сова и в низкорослых кустарниках оживает своя тайная жизнь. Крики ночных птиц и диких зверей заставляют меня нервничать сильнее.

По дороге, я заставляю себя опускаться на корточки, отыскивая сухие ветки сосны. Я методично отделяю от них сухие щепки и рассовываю по карманам. Я загоняю острые занозы в мокрые рукавицы и они колют мне кожу, но эти простые действия помогают мне не думать о боли в ногах. Я добредаю до участка, где алеет поляна необычных цветов с круто закрученными лепестками и длинными тычинками, напоминающие всполохи пламени. Что-то в их форме кажется мне знакомым. Я срываю один из них, разглядывая со всех сторон и вдруг меня будто током бьет.

Это же… Это же…

Цветок умерших!

Глава 42

Макс

Я снова проверяю телефон, но сигнала нет. Не знаю, огорчает меня это или нет.

Что сделает отец, когда узнает, что я жив? Закончит начатое сам?

У меня вырывается нервный смешок.

Где-то глубоко внутри, я сопротивляюсь фактам и не хочу верить, что «Икарус» рухнул по его вине, но чем больше я нахожусь здесь, тем больше появляется у меня вопросов. Нам говорили, что воздух загрязнен и жизнь есть только под куполом, даже иллюминаторы в «Икарусах» имеют цифровой экран, показывающий безоблачное голубое небо, чтобы в долгих перелётах нам не приходилось лицезреть пустошь и карантинные зоны.

Тогда почему всё вокруг выглядит таким… нормальным?

Я заставляю себя не думать об этом. Мы заходим в сосновый лес и я оглядываюсь в последний раз. Гора скрывается за пеленой облаков, но я отчетливо вижу две могилы, знаю, кто остался там — на вершине.

Клаус…

Боль пронзает мои кости, кажется, я расколюсь от малейшего прикосновения, как старая древесина. Чувствую металлический привкус во рту.

Его желание вылепить из меня идеального аристократа не более чем способ не дать отцу повода придраться ко мне. Передо мной вдруг так отчетливо проносятся все наши стычки и ссоры, всё то, что приводило меня в бешенство, из-за чего я проклинал Клауса. Одна картинка сменяет другую, как падающие звезды на куполе Небес. Теперь я знаю абсолютно точно: именно он не давал мне развалиться на куски.

Я стискиваю кулаки. Внезапно, всё что я пережил за последние дни, вызывает у меня чистую неконтролируемую ярость. Пульсирующий гнев не позволяет черной бездне поглотить меня. Впервые с момента катастрофы мне не холодно, жар разливается по венам и греет окоченевшие конечности.

Кто бы не был виновником, он дорого заплатит за смерть Клауса, Эммы и… Джена.

Я поворачиваю голову и смотрю на Лилит. Секунды становятся тягучими, будто время для меня замедляется. На солнце, ее волосы сверкают серебром, и там, где кожа не покраснела от мороза, она слегка светится, как жемчуг.

Я хмурюсь.

Лилит уверена, что нас преследует чудо-волк.

Может быть регламент предупреждает об этом?

Сумасшествии измененных?

Спускаются темно-серые сумерки и начинает холодать. Я застегиваю куртку до самого подбородка. Окружающий нас лес настолько густой, что приходится выискивать просветы в частоколе сосен. Цепочка наших следов хаотично извивается между толстых красно-коричневых стволов. Иногда дорогу преграждают камни и валуны. По мере нашего продвижения, снега становится всё меньше, под деревьями выглядывает земля.

Лилит спотыкается и я вижу, как ей тяжело поспевать за мной. Она сильно истощена, хотя и делает вид, что это не так. Не выдержав, я подхожу к ней и Лилит сразу вся напрягается. Я пугаю ее. Вижу, как она вздрагивает, стоит мне только пересечь невидимую черту. Без лишних слов беру ее за талию и переставляю на ровный участок.

Со временем у нас вырабатывается свой собственный темп. Лилит поднимает что-то с земли. Хочу спросить, какого хрена она делает, но у меня нет сил. Еще один спор, я просто не выдержу. У меня гудят ноги, от холода кончик носа чешется, и я тру его перчаткой. Сейчас имеет значение только одно — снова не замерзнуть насмерть. Я не перестаю искать место для ночлега, шагая по обледенелой тропе, петлявшей среди гигантов.

Алеющая поляна среди леса словно притягивает нас обоих. Я думаю, вдруг отыщутся съедобные ягоды. В животе урчит. Лилит садится на корточки и срывает необычный цветок. Она не двигается и мне кажется, даже не моргает. Я присаживаюсь рядом.

— Думаешь, они съедобные? — спрашиваю я, завороженный видом качающихся на ветру ярко-красных тычинок, напоминающих изысканный десерт.

— Цветок умерших, — шепчет Лилит.

— Что? — гляжу на ее профиль, поэтому замечаю, как уголок ее искусанных в кровь пухлых губ изгибается в понимающей улыбке.

— Я уже видела такой, — она поворачивает ко мне лицо, мы настолько близко, что мне кажется, воздух электризуется, каждая клеточка моего тела вспыхивает, как в огне.

— Где? — выдыхаю я.

Лилит не отвечает, ее улыбка разрастается, пока не затрагивает удивительные темно-фиолетовые глаза, они словно подсвечиваются изнутри.

— Да так, — она поднимается на ноги, пряча находку в карман. — Нужно идти.

Я искоса наблюдаю за ней. Лилит не вынимает ладонь из кармана, словно боится, что цветок исчезнет. Как она его назвала? Цветок умерших? По коже ползут противные мурашки, но теперь уже не от холода. Я пытаюсь найти логичное объяснение ее странной реакции, но на ум ничего не приходит. Спустя несколько часов меня вообще перестает это волновать. Холод становится частью меня. Я замечаю впереди два больших дерева, сваленных ударом молнии, и мое сердце радостно ухает.

— Может сойти за убежище, — говорю я и ускоряюсь, забывая об усталости.

Внутри одного из них действительно сухо и достаточно места для двоих. Лилит забирается следом за мной.

— Как тебе? — говорю тоном пещерного человека, который забил мамонта, и хочет добиться уважения своей женщины.

— Пойдет, — она подтягивает ноги к подбородку и наблюдает за мной.

Что ж, я не жду благодарности, главное, у нас будет, где переждать ночь. Я выхожу наружу и собираю веток. Возвращаюсь обратно. Быстро складываю их в конус и укладываю внутри пучки моха. От