Бог Ярости - Рина Кент

отвращения или, что еще хуже, жалости, но на его лице их не было.

Он выглядел предельно сосредоточенным, когда вытирал меня насухо, помогал одеться, а потом позволил мне уснуть, пока я сжимал его в объятиях.

Мысль о том, что он может уйти, вызвала такую глубокую панику, что у меня началась гипервентиляция16. Думаю, я причинял ему боль тем, как сильно прижимался к нему, но он, похоже, не возражал. Он лишь крепче прижал меня к себе и целовал мои веки, нос, щеки, макушку — все, до чего мог дотянуться.

Тогда я наконец уснул.

На следующий день он оставил меня в покое, хотя я мог сказать, что у него было много вопросов.

Но потом я узнал, что он игнорировал меня, потому что следующей ночью дрался с моим братом.

Я просил его не делать этого. Даже умолял, но он все равно пошел на это.

Есть кое-что, чего Николай не знает, и что я держу в секрете — помимо моего поганого состояния. Его сестра Мия состоит в некоторых отношениях с моим братом.

Когда я узнал об этом, то попытался ее отговорить, но она оказалась такой же твердолобой, как и ее брат, и не стала слушать. К тому же Лэн ведет себя с ней нехарактерно навязчиво, чего он никогда не делал со своими предыдущими завоеваниями.

Поэтому я утаил это от Николая, потому что могу сказать, что он сильно зол на Лэна — и вполне заслуженно.

Но даже без этой информации он все равно продолжил бой.

Мне пришлось стоять и смотреть, как Николай и Лэн вцепились друг другу в глотки и чуть не забили друг друга до смерти.

Сказать, что я был в ярости после этого, — не сказать ничего. И не только потому, что Николай продолжал драться, несмотря на то что я умолял его не делать этого, но и из-за Лэна.

Он что-то подозревает и после боя был просто убийственным. Он не переставал спрашивать:

— Какого хрена Николай так на тебя смотрел?

Хотя он не уточнил, как именно, я увидел обвиняющий взгляд в его глазах и услышал это в его тоне.

Сказать ему о чем-либо — значит, ждать катастрофы, поэтому я просто отмахнулся, и пока что это работает.

В тот вечер я, естественно, не мог пойти в пентхаус, потому что Лэн следил за мной как долбаный ястреб. Я был уверен, что если бы ушел, он бы последовал за мной. В этом не было никаких сомнений.

Поэтому я написал Николаю.

Брэндон: Зачем ты подрался с Лэндоном? Теперь он не перестает приставать ко мне и спрашивать, почему ты все время на меня смотришь.

Николай: И это будет конец света — сказать ему правду?

Брэндон: Если я это сделаю, он убьет тебя.

Николай: Нет, если я убью его первым.

Брэндон: Он мой брат-близнец, Николай. Ты не можешь просто говорить о его убийстве и ожидать, что я не буду против.

Николай: А если он попытается убить меня, то ничего страшного?

Брэндон: Нет, конечно, нет. Я бы предпочел, чтобы вы держались подальше друг от друга.

Николай: Это ты так хочешь сказать, что никогда не расскажешь ему о нас?

Брэндон: Это будет рецептом для катастрофы. Он не самый большой твой поклонник.

Николай: Чувства взаимны. Я ненавижу этого ублюдка.

Брэндон: Разве ты не можешь просто игнорировать его? Я уверен, что он тоже будет тебя игнорировать.

Брэндон: Пока вся эта история с Мией, надеюсь, не уляжется.

Николай: Позволь спросить. Ты когда-нибудь планируешь рассказать ему о нас?

Брэндон: Не думаю, что сейчас это хорошая идея.

Николай: Сколько мне еще ждать? Месяц? Год? Десятилетие? Как долго я должен скрывать наши с тобой отношения?

Брэндон: Мне жаль.

Николай: Пошел ты и твой гребаный брат вместе с тобой.

Это было последнее сообщение, которое он мне прислал. Шесть дней назад.

Целых шесть дней.

Я ждал его в пентхаусе, но он так и не появился.

Я писал ему несколько раз, но он ни разу не ответил.

Каждый вечер я надеюсь, что он вернется домой. Каждый вечер я сижу на диване напротив лифта, пока не засну. Иногда я провожу целые ночи в навязчивых мыслях, и мне приходится физически удерживать себя от того, чтобы не довести до крови свое чертово запястье.

Тот факт, что он бросил меня после того, как я открылся ему, пусть даже частично, не дает мне покоя. Николай всегда разговаривал со мной. Это первый раз, когда он не является открытой книгой, и это меня бесит.

Я же не могу приехать к нему в колледж или домой. Хотя Мия пригласила меня сегодня на свой день рождения, так что это мой единственный шанс увидеть его.

— Брэн! — Глин машет рукой перед моим лицом, и я моргаю. — Куда ты пошел?

— Никуда. Я просто немного устал.

— Я понимаю, — она вздыхает. — Лэн в последнее время следит за тобой, не так ли?

— Да.

— Это, должно быть, так раздражает. Какой у него теперь план?

— Не знаю, — ложь, но это не имеет значения сейчас, когда Николая больше нет в поле зрения.

Что, если он действительно покончил со мной на этот раз? Что, если он окончательно сдался, увидев эту уродливую сторону меня?

От этой мысли к горлу подкатывает тошнота, и мне кажется, что меня сейчас вырвет.

— Бедный Брэн просто существует, но психи не оставляют его в покое, — Сесили похлопывает меня по руке, возвращая от края.

— Психи? — я хмурюсь. — Ты имеешь в виду Илая? На самом деле он меня не беспокоит. Если честно он вполне сносный, когда находится рядом со мной.

— Не Илай. Николай.

Сердце колотится о грудную клетку, и мне приходится напоминать себе, что нужно дышать.

Господи. Каким же отчаянным я должен быть, чтобы так взволноваться при одном только упоминании его имени?

— Николай? — спрашиваю я с той же беззаботностью, которую так хорошо имитирую.

— Да, он спрашивал меня о тебе на днях, когда Джереми привел меня в особняк Язычников. Он называет тебя цветком лотоса, — Сесили вздрагивает. — У меня мурашки по коже от того, что он так тобой интересуется.

— Точно! — Глин щелкнула пальцами. — Всякий раз, когда я навещаю Килла, Николай расспрашивает о моих братьях, и я думала, что это из-за того, как сильно он ненавидит Лэна, но, похоже, его больше интересует любая информация о Брэне. Всегда ли он любил искусство? Когда он написал свою первую картину? Чем он любит заниматься в