Он тебя не любит(?) - Тала Тоцка

Макар тщетно пытался справиться со схватившей за горло ревностью. Но самое последнее дело дать понять об этом Эве.

— Тогда почему Арсен, если ты и без теста не сомневаешься, что Ямпольский твой отец?

— Я не могу, — еле слышно ответила Эва, — как я могу называть отцом того, кого практически не знаю?

— Выходит, мне тоже не светило, чтобы Машка назвала меня отцом, — с горечью произнес Макар, но Эва лишь пожала плечами. — Я могу на нее посмотреть?

— Ты можешь лечь в гостевой комнате, а завтра увидеться с ней за завтраком.

Макар и не думал отказываться, сама мысль, что надо садиться за руль и возвращаться в город, вызывала дрожь в мышцах. Горячая вода и крепкий сон — это то, что сейчас было нужно.

«И секс…»

Он усмехнулся. С сексом пока затык, так что придется ограничиться крепким сном.

***

Эва проснулась резко, как от толчка, просто глаза сами по себе открылись, она даже села в постели, чтобы убедиться, что в спальне никого нет. В окнах чернела ночь, Эва глянула на часы — три — и плюхнулась обратно. Но сон больше не приходил, и почему так? Вчера дико хотелось спать, она все время зевала у операционной, а по дороге домой и вовсе уснула в машине Макара. Казалось, сутки напролет будет спать, а нет, теперь сна ни в одном глазу, как нарочно.

Первым порывом было позвонить в больницу и узнать как там Арсен, но Эва удержалась. Он сейчас в реанимации, в отделении дежурят сотрудники службы безопасности, и если бы что-то случилось, ей бы уже позвонили. Или ей, или Макару, который спит внизу в гостевой комнате.

Если бы ей неделю назад сказали, что Макар будет у них ночевать, она бы до слез хохотала. И что Арсен никакой не Арсен, а тот самый папа, о котором она так мечтала в детстве. А может, она просто переместилась в параллельную реальность?

В нос ударил приторный, тошнотный запах крови, и Эву снова затрясло. Перед глазами встал Арсен с расползающимся алым пятном на груди, из черной дыры толчками выходит кровь, а он улыбается мертвенно-белыми губами и шепчет: «Девочка моя… маленькая… Я тебя люблю…»

Муторная волна подошла снизу, ее чуть не вывернуло. Стало страшно, так же страшно, как было в том проклятом коридоре, страшно его потерять. Если бы не Макар, ее бы уже не было на свете, потому что никакая сила не могла тогда оторвать ее от…

Отца. Она должна начать так называть его хотя бы мысленно, она вспомнила боль, которая звучала в словах Макара, когда он говорил о Машке. Что, если Арсен — отец, ну отец же… — тоже переживает, просто не подает виду?

Тошнота прошла, Эва задышала ровнее. Он не умрет, он не посмеет больше ее бросить, пусть она не маленькая девочка, не подросток, и даже не юная студентка-первокурсница, он ей нужен, сейчас, наверное, даже больше, чем в детстве. Потому что теперь она знает, как это, когда он есть. Именно такой.

Эва сползла с кровати, завернулась в халат и отправилась в кухню. Вода есть в кулере не этаже, но ей захотелось чего-то посущественнее — молока или, может, чаю. Свет включать не стала, из окна кухня освещалась уличными дневными светильниками, вполне достаточно и даже довольно уютно. Заварила чай и оставила в заварнике, а сама подошла к окну.

Внезапно из холла донесся гулкий топот, Эва метнулась в угол и вжалась в стену. Совсем рядом громыхнуло, а потом в дверях кухни показался внушительный мужской силуэт.

— …ский Ямпольский, все у тебя через жопу, даже выключатели хер знает где… — пробормотал недовольно силуэт голосом Макара Демидова, и Эва прижала ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.

Все такой же, стремительный и порывистый… Тем временем Макар наощупь набрел на холодильник и распахнул дверцу. Эва с нежностью смотрела на широкую спину, практически полностью заслонившую освещенную камеру холодильного агрегата.

— Пожрать у него тоже нечего, — продолжал недовольно бубнеть под нос Демидов, и Эва решила обнаружить свое присутствие.

— Основные запасы хранятся в хозяйственных помещениях, — скзала она из своего угла, и Макар резко обернулся.

— Эвочка, — ей показалось, он сейчас схватится за сердце, — ты хочешь, чтобы у твоей дочери был заика-отец? Или ты тоже не знаешь, где этот умник приделал выключатели?

Она не смогла удержаться от смеха и прыснула в ладонь, а затем подошла к двери и включила свет.

— Когда строился этот дом, у Арсена был маленький сын, — объяснила Эва, — и все выключатели делались на уровне ребенка, чтобы он мог дотянуться. Машка тоже везде достает, это очень удобно. В своей квартире я не догадалась так сделать, и ей приходилось туго.

— И как она выходила из положения? — Макар ногой подвинул стул и уселся верхом, нимало не смущаясь того, что из одежды на нем только трусы-боксеры.

— Она приносила табурет, влезала на него и дотягивалась, — Эва неимоверными усилиями заставляла себя не опускать глаза ниже его подбородка, но предательский взгляд нет-нет, да и нырял на запретную территорию. Ей же кажется, что от ее взглядов размеры территории начинают несколько увеличиваться, правда?

Еще одна картинка из параллельной реальности — Макар в трусах на кухне у Ямпольского. Среди ночи. Эва поперхнулась и закашлялась, но постаралась быстро прийти в себя, и чтобы скрыть неловкость, вспомнила о роли хозяйки дома. Или теперь уже дочери хозяина дома.

— Ты голоден?

— Как волк. В последний раз я завтракал вчера у себя.

— Могу предложить горячие бутерброды с ветчиной и моцарелой или можно яичницу с той же ветчиной.

— Бутерброды. И яичницу, — с готовностью ответил Макар, не сводя с нее голодных глаз, и Эве этот взгляд нравился.

С трехэтажными бутербродами Мак расправился еще быстрее, чем с яичницей, Эва пила чай с одноэтажной уменьшенной копией демидовского сендвича и чувствовала, как постепенно отпускают сердце железные тиски страха. Он выживет, он сильный, ее… отец.

Сначала ели молча, затем Макар стал спрашивать, ненавязчиво, будто между прочим, и она не заметила, как рассказала все, что было с ней с того момента, как она уехала с дочкой из дома его матери.

Он вставал, варил себе кофе, допивал Эвин чай, наворачивал круги по кухне и шумно дышал. А она не щадила, не подбирала слова, говорила как было. Когда Эва умолкла, Мак тоже некоторое время молчал.

— Когда ты сбежала, еще в первый раз, я думал, что ты бросила меня ради мужчины. Я съездил в твой город, просил твой новый номер у Бессонова, а потом напился в усмерть. Меня нашла Алена и показала мне фото, там ты обнималась с каким-то мужиком. Меня накрыло, и я разбил телефон о стену, утром помнил смутно, что фотка была, и мне оказалось достаточно. Только вчера Алена мне сказала, что это был фотомонтаж, а в оригинале ты обнималась со мной.

— И ты решил жениться, — ровным голосом сказала Эва, стараясь усмирить грохочущее сердце.

— Потому, наверное, и женился, мне казалось, я тебя потерял навсегда. И когда ты позвонила, беременная, так боялся, что ты снова исчезнешь. Боялся тебя задеть, ты была такая… моя, я дышать на вас с Машкой боялся. Когда прилетел и увидел, что вас нет, меня как вырубило, я ведь думал, ты вернулась к тому мужчине, отцу ребенка, — он скрипнул зубами, — я не мог простить тебе, что ты выбросила меня из своей жизни. И Машкиной.