Дисгардиум 13. Последняя битва-1 - Данияр Саматович Сугралинов

class="p1">— Потеряли многих, Олабиси, — проворчал он. — Но это подождет. Шарифа из отряда Вер’Зерата уже здесь?

— Ждет тебя, — подмигнула она. — Как насытится, зови и меня…

Самодовольно хмыкнув, Вер’Шалох вошел в особняк, запер за собой дверь. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь редкими факелами с зеленоватым пламенем.

На стенах я заметил фрески с живыми батальными сценами: демониаки безжалостно пожирали убитых и раненых демонов Преисподней. Ярость вспыхнула во мне как пламя, но я подавил эмоции — сейчас не время для гнева, важнее выжить и выбраться отсюда.

— Шарифа! — позвал Вер’Шалох, входя в просторную комнату с огромной кроватью. — Я принес кое-что интересное!

— Дай угадаю, — промурлыкал женский голос из-за полупрозрачной занавеси. — Очередное оружие? Ты же знаешь, меня больше интересуют… другие твои трофеи.

Вер’Шалох рассмеялся и небрежно прислонил меня к стене.

— Этот молот особенный. В нем чувствуется… что-то необычное. Сила. Будто сам Хаос отметил его своей благосклонностью. Но ты права: сначала развлечемся, а потом я решу его судьбу.

Я мысленно выругался. До восстановления Хаотического прыжка еще минут сорок, и все это время придется быть свидетелем их «развлечений». Оставалось только молиться, чтобы они не догадались использовать меня как-то… иначе.

Стараясь абстрагироваться от происходящего в комнате, я полностью погрузился в сознание молота. Я — могучее оружие, выкованное из хаотической стали, моя рукоять вырезана из кости древнего чудовища. В моем металле застыла ярость множества битв. Я создан крушить доспехи, дробить кости, проламывать черепа. Моя суть проста и понятна — быть орудием смерти. В этом мое предназначение, моя единственная цель…

— Ах… — Громкий сладострастный крик вырвал меня из медитации.

Сорок минут никогда не тянулись так долго — в комнате становилось жарко, а скрип кровати и утробное рычание демониаков становились все громче. Чешуя на их телах светилась багровым, шипы и когти удлинились, а в воздухе растекался приторно-ядовитый запах. Я старался абстрагироваться, считая минуты до восстановления Хаотического прыжка. Еще немного, и я просто исчезну отсюда. Хорошо хоть жизнь из-за Мимикрии не отнималась, хотя я пока так и не понял, что же именно повлияло на это…

— Расскажи мне про Опаловый город, — прошипела Шарифа, и ее тело начало трансформироваться, проявляя истинную адскую сущность. Кожа покрылась хлюпающими отверстиями, вдоль позвоночника выросли шипы. — Как вы, предатели Преисподней, расправились с бывшими собратьями?

Все четыре руки Вер’Шалоха заскользили по ее телу. Его лицо исказилось, проявляя звериные черты ракшаса.

— О-о, это было прекрасно, — прохрипел он. — Владыка Люций научил нас тому, что не снилось и Проклятой инквизиции! Те тысячелетиями истязали демонов и смертные души, но то, что мы сделали с самими демонами Преисподней… — В его голосе звенела гордость за содеянное. — Мы высасывали их сущность по капле, сплетали их нервы в косы, вырывали печень и скармливали им же…

— Да-а-а, — простонала Шарифа, и из ее рта вырвался раздвоенный язык. — Верно говорят, что предатели хуже любых врагов. Безнаказанность развязала вам руки… Теперь вы можете отомстить всем, кому завидовали, кого ненавидели, отыметь демониц, которые были вам недоступны. И вы так наслаждаетесь этим… что даже нам, демонам Ада, жутко от вашей… изощренности…

От их слов внутри все переворачивалось от ярости. Я узнал правду об участи защитников — не легионеров, но обычных демонов — Опалового города. Города, который построил мой отец, где веками жили демоны Преисподней, пока эти выродки не осквернили его своим предательством.

Хаотический прыжок почти восстановился. Разум кричал, что нужно исчезнуть — не рисковать, когда моя смерть означает поражение всей фракции. Но сердце… мое демоническое сердце требовало крови. Дело было даже не в пытках и издевательствах — мы демоны, жестокость в нашей природе. Но этот ублюдок, бывший ракшас Шалох, осквернил сам дух Преисподней, предал не просто собратьев — свою суть, свой дом, само естество демонов. Такое нельзя прощать.

Оставить безнаказанным надругательство над памятью погибших? Нет. Пусть даже ценой собственной жизни, но я убью Вер’Шалоха. Он не достоин существовать.

Я сбросил Мимикрию, когда он нависал над Шарифой. Она оплела его всеми конечностями, а он удовлетворял ее всем, чем мог, — это напоминало сочащийся ядом и хлюпающий клубок змей под гигантским пауком. Отвратительнее зрелища я в жизни не видел.

Молот в моих руках со свистом рассек воздух и врезался в спину Вер’Шалоха. Хрустнул позвоночник, брызнула черная кровь. Он заорал не от боли — от удивления. Попытался развернуться, выставить все четыре руки для защиты, но второй удар сломал ему рог и размозжил череп. Мозги и осколки костей забрызгали стену, но он продолжал двигаться.

Проклятье! Я недооценил живучесть лидера демониаков. Даже с размозженным черепом он оставался смертельно опасен: регенерация затягивала раны прямо на глазах, а четыре руки давали ему колоссальное преимущество в ближнем бою.

— Как? — прорычал он, выхватывая оружие всеми четырьмя конечностями. — Убогий демон! Ты посмел…

Я метнулся вперед, уходя от атаки, и обрушил молот на его грудь. Удар за ударом я вкладывал всю силу в каждый взмах, превращая тело Вер’Шалоха в месиво. Но он восстанавливался. Медленнее, чем раньше, но восстанавливался.

Мерзкая адская тварь Шарифа бросилась на меня сзади. Я едва успел откатиться, и ее когти располосовали воздух там, где я только что стоял. Пронзающий выстрел из лука пригвоздил ее к стене, давая мне пару секунд форы.

Вер’Шалох атаковал снова, и я понял: нужно бить сильнее. Еще сильнее. Не давать ему передышки, не позволять регенерации восстановить критические повреждения. Молот превратился в размытое пятно, удары сыпались один за другим. Все больше ран оставались открытыми, все медленнее срастались кости. А когда я разнес его череп в третий раз, Вер’Шалох наконец начал разваливаться.

Шарифа закричала — пронзительно, яростно, — зовя на помощь.

— Ты… — прохрипела она, узнавая меня. — Ааз, сын Азмодана! Как ты сюда…

Я не дал ей договорить. Молот обрушился на ее голову, проламывая череп. Кровать затрещала. Второй удар пробил грудную клетку, ломая сплошные слившиеся ребра. Третий превратил внутренности в кашу. Я бил и бил, чувствуя, как деревянные балки кровати трескаются под ударами.

В этот момент я не думал о стратегии или выживании. Я был воплощением гнева Преисподней, карающей дланью для предателей.

Только когда от демоницы осталась лишь кровавая лужа на обломках, я остановился, тяжело дыша. Отомстил хотя бы одному предателю. За Опаловый город, за погибших собратьев, за поруганную честь Преисподней. И пусть