Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

– Кайся же! – вскричал Даниил, чтобы слышали все. – Подай мне знак, любой, и я осеню тебя крестным знамением и отошлю твою душу без боли дожидаться Судного дня.

Он склонил голову в митре, чтобы различить слово, которое исторгнут сожженные уста.

Сибба дважды кашлянул и выхаркнул слизистую оболочку гортани епископу в лицо.

Даниил отпрянул, с отвращением стирая с расшитой сутаны черную грязь и непроизвольно содрогаясь.

– Наденьте бочонок! – воскликнул он. – Разведите костер. – Епископ сорвался на крик: – И пусть он призывает своих языческих богов, пока его не приберет дьявол!

Но Сибба больше не издал ни звука. Пока бесновался епископ, а Вульфгар с ухмылкой наблюдал за его истерикой; пока воины подводили огонь к телам, чтобы не рыть могилу, от толпы незаметно для всех, кроме безмолвных соседей, отделились двое, стоявшие сзади. Один был сыном сестры Эльфстана. На глазах у другого разрушили его дом, хотя сам он не участвовал в битве. Слух, прошедший по шайру, подсказал обоим, куда доставить известие о случившемся.

Глава 4

Лицо Шефа не дрогнуло ни на миг, пока гонец, шатавшийся от усталости после долгой езды, выкладывал ему новости: мерсийская армия вступила в Уэссекс, и никто не ведает, куда подевался король Альфред. Эмиссаров Пути беспощадно травили повсюду, где заставали. Церковь объявила анафему королю Альфреду и всем потворствующим Пути, лишила их любых прав, запретила оказывать помощь и привечать.

И всюду сожжения – или же, по приказу епископа Уинчестерского, распятия, если при казни не присутствует жуткий живой труп по имени Вульфгар. Схватили многих и многих: катапультистов и прочих помощников, ветеранов сражения с Иваром. Список все читался, ему не было видно конца, и Торвин потрясенно стенал, пусть даже схваченные и умерщвленные происходили из чужого народа, были чужой крови и только считаные недели назад перешли в его веру. Шеф же восседал на своем походном стуле, поглаживая большим пальцем свирепые лики на оселке.

«Он знал, – подумал Бранд, следя за Шефом и вспоминая вето, которое тот вдруг наложил на рьяное желание Торвина проповедовать самому. – Он знал: случится это или что-то подобное. Получается, он послал на заведомые муки и смерть своих соплеменников, англичан, которых сам же и поднял из грязи. В точности так же он поступил и с родным отцом. Я должен доподлинно знать, что он никогда не посмотрит на меня в той же задумчивой, оценивающей манере. Если я не понимал раньше, что он сын Одина, то понимаю теперь. И тем не менее не поступи он так, я бы оплакивал сейчас гибель Торвина, а не толпы нищих керлов».

Но вот запас ужасных новостей иссяк, и гонец умолк. Велев ему отъедаться и отдыхать, Шеф повернулся к своим доверенным советникам, которые расселись вокруг в залитом солнцем верхнем зале: Торвину и Бранду, ясновидцу Фарману и бывшему священнику Бонифацию, всегда державшему наготове бумагу и чернила.

– Вы слышали новости, – произнес он. – Что будем делать?

– А есть какие-то сомнения? – спросил Торвин. – Нас призвал союзник. А ныне Церковь грабит его и лишает прав. Мы должны немедленно выступить на помощь.

– Этого мало, – добавил Фарман. – Сейчас самое подходящее время закрепить перемены. У нас есть королевство, которое разделилось в себе. Подлинный король – хоть он и христианин – выступает за нас, за Путь. Часто ли бывало, чтобы христиане распространяли свою благую весть через обращение короля, который впоследствии обращал свой народ? С нами будут не только рабы, но и фримены, и половина танов. Сейчас мы сможем обуздать христиан не только в Норфолке, но и в большом королевстве.

Шеф насупился:

– А ты что скажешь, Бранд?

Тот повел могучими плечами:

– Мы обязаны отомстить за товарищей. Среди нас нет христиан – кроме тебя, святой отец. Но остальные не христиане, они не простят врагов. Я за поход.

– Но я здесь ярл. Решать мне.

Головы медленно склонились в знак согласия.

– Я думаю вот что. Послав миссионеров, мы разворошили осиное гнездо. И теперь нас жалят. Мы должны были это предвидеть.

«Ты-то предвидел», – подумал Бранд.

– А другое гнездо я разворошил, когда забрал церковные земли. За это нас пока не ужалили, но я жду. Предвижу. И вот мое слово: до того как ударить, мы должны увидеть, где находятся наши враги. Пусть они сами придут к нам.

– А наши товарищи будут лежать неотомщенными? – проворчал Бранд.

– Мы упустим случай создать королевство Пути! – воскликнул Фарман.

– А как быть с Альфредом, твоим союзником? – вопросил Торвин.

Шеф решил взять собеседников измором. Повторил свои доводы. Возразил по всем статьям. И убедил в конце концов выждать неделю до прихода очередных новостей.

– Я лишь надеюсь, – сказал в завершение Бранд, – что сладкая жизнь не размягчила тебя. Не ослабила всех нас. Лучше бы ты побольше был с войском и поменьше – с ослами в твоем судебном присутствии.

«По крайней мере, это хороший совет», – подумал Шеф.

Желая разрядить обстановку, он повернулся к отцу Бонифацию, который не участвовал в споре и ждал лишь распоряжения записать итог или оформить приказы.

– Святой отец, а не послал бы ты за вином? У нас пересохло в горле. Давайте помянем наших товарищей чем-нибудь получше эля.

Священник, так и носивший черную рясу, остановился по пути к двери:

– Нет у нас вина, лорд ярл. Ждали груз с Рейна, да тот не пришел. Уже четыре недели, как с юга не идут корабли, даже из Лондона. Я лучше откупорю бочонок отменнейшей медовухи. Может быть, ветер не попутный?

Бранд молча встал из-за стола, протопал к распахнутому окну и всмотрелся в облачный горизонт. «Чепуха! – подумал он. – В такую погоду я бы и в матушкином корыте проплыл от устья Рейна до Яра. Ветер ему не тот! Что-то неладно, но дело не в ветре».

* * *

На рассвете того же дня моряки с сотни застрявших торговых судов – одномачтовиков с палубой на половину длины корпуса, пузатых когов и французских, английских и фризских ладей – уныло откинули одеяла и уставились в небо над дюнкеркским портом, как делали уже больше месяца. Взглянуть, хороша ли погода. Понять, соизволят ли их хозяева тронуться в путь.

Они узрели зарево на востоке, которое уже осветило густые леса и европейские хутора, заставы и реки, дворцы-шлоссы и замки-кастели и земляные валы. Встававшее солнце озарило весь континент, где повсюду собирались войска, съезжались телеги с провиантом, а ординарцы вели запасных лошадей.

Когда свет упал на Английский канал – хотя в тогдашние времена его еще называли Франкским морем, – луч солнца коснулся высокого вымпела на каменном донжоне деревянного форта,