Дело о лазоревом письме - Юлия Латынина

Не могу сказать, что это было главное, о чем я думал, но ведь миллион – это немало!

Тут мне к тому же принесли записку о том, что со мной хочет встретиться Свиной Глазок. Это меня совсем расстроило, – ведь я знал этого разбойника как человека, который по просьбе Айр-Незима убирал неугодных тому людей.

Если бы Айр-Незим посвятил меня в свои планы, вместо того чтобы откупаться деньгами, то, может быть, я и увидел бы какое-нибудь преимущество для страны в этих планах. Но так как Айр-Незим не только не посвятил меня в свои планы, но и внес в списки лиц, подлежащих уничтожению, то мне справедливо казалось, что ничего хорошего для страны в этих планах нет.

К тому же весь ужас моего положения заключался в том, что, даже добудь я теперь лазоревое письмо, я бы не решился отдать его вам, господин Андарз, потому что вам оно больше не было нужно, и я не имел возможности лично и быстро передать его государю!

Нан тяжело вздохнул. Он не стал прибавлять, что ему не хотелось лично передавать письмо государю, потому что, сделав это, он бы навсегда запечатлелся в памяти молодого государя как человек, передавший «то гадкое письмо».

– И вот, – продолжал Нан, – я иду по коридору управы Нарая, и вдруг мне навстречу ведут Шаваша. Я иду за ним и беседую с ним в камере, – и оказывается, что он добыл письмо и был случайно задержан на пути ко мне ребятишками из «Общества тростниковых стен». Мальчик дрожит, как яйцо над иголкой, и душа у него замерзла от страха, но мы внимательно обговариваем, что и как ему говорить перед советником Нараем, – и Шаваш исполняет свою роль в совершенстве. При дальнейшем вы присутствовали сами.

Андарз всплеснул руками и оборотился к Шан’гару:

– Значит, это ты напал на Иммани! Глупый варвар, как можно оставлять ворованное в незапертой комнате!

– Но Шан’гар вовсе не оставил эти вещи в незапертой комнате, – отвечал Нан, – в том-то все и дело! Он испугался и снес их к городскому алхимику по кличке Чемоданчик, вместе с которым и варил золото. Он упросил алхимика продать вещи и употребить их на взятки духам. О чем Шан’гар не знал, – так это о том, что проклятый алхимик был сообщником Иммани, и Иммани свел его с Шан’гаром с тем, чтобы обобрать доверчивого варвара, а потом утопить его в ваших глазах, господин Андарз! Иммани сам, будучи пьян, проговорился мне об этом месяц назад, и мне стоило бы поразмыслить, с чего это Иммани отказался от такой поганой затеи.

Я уже схватил алхимика, и тот признался, что он показал Иммани полученные вещи. К слову, должен вам сказать, что в потайном отделении вьюка было спрятано не только лазоревое письмо, но и все те деньги, которые Иммани якобы привез вашему старому подчиненному Бар-Хадану. На самом деле Бар-Хадан вовсе не изменял империи, получив жалованье. Иммани сказал ему, что империя опасается его воинов и вызывает его в столицу для казни, – и вот доверчивый варвар убежал в горы, а Иммани присвоил деньги себе. Так или иначе, лазоревое письмо снова оказалось в руках Иммани, и он сообразил, какой прекрасный случай предоставляет ему судьба. Сначала он попытался продать письмо через Ахсая вам, господин Андарз, а потом, когда Ахсая убили, он продал его Айр-Незиму. Интересно, что он расписал Айр-Незиму точно такую же историю про ограбление, разбойника и посредника!

Андарз невольно рассмеялся. Молодой чиновник выждал и продолжал:

– Что же касается Шаваша, то он снял с мертвеца только миллион в осуйских кредитках, каковые я и возвращаю вам, господин Андарз.

И молодой чиновник, почтительно поклонившись, протянул Андарзу тонкую пачку.

– Что ж, – сказал Андарз, – в сложившихся обстоятельствах, я думаю, мне ничего не остается, как признать ваше полное право распорядиться этими деньгами.

Года три спустя, в жаркий летний день, на плетеной трактирной террасе в одном провинциальном местечке сидели трое купцов: купцы ели дыню и обсуждали последние известия из Дальней Хабарты, где войска господина Андарза наконец-таки взяли город Иннех, священную столицу ласов. Говорили, что между королем ласов Аннаром и его главным союзником, князем Росомахой, не было согласия, хотя в бою этого заметно не было. Но когда стало ясно, что город удержать нельзя, и ласы стали бросаться на свои мечи, Аннар и Росомаха, вместо того чтобы покончить с собой, сошлись в поединке, наконец-таки желая удовольствовать свою неприязнь: Росомаха победил Аннара и велел рабу покончить с собой.

Известия из Дальней Хабарты сильно занимали присутствующих: дело в том, что один из них был купец, снабжавший армию нефтью и серой, а другие два были хозяевами заводиков. Эти заводы они уступили Андарзу в обмен на покровительство и аккуратно делились с ним прибылью, и старший из них послал в войско Андарза дюжину самых крепких своих работников и вооружил еще сорок всадников, и платил им за все время, пока они были в войске. О трате он ни капельки ни жалел.

– Империи, – говорил он, – подобает покорять варваров, а народ должен это приветствовать. Сын пишет, близ Иннеха хороши медные рудники: ежели господин Андарз будет сдавать эти рудники в аренду, я надеюсь, что он не забудет о моем патриотизме.

Собеседники кивали: они понимали, что одному старику медные рудники не поднять, и были готовы внести свою долю.

Разговор этот внимательно слушал молодой чиновник шестого ранга, посланный, судя по щеголеватому его кафтану, из столицы с какой-нибудь проверкой. Чиновник был не один: рядом с ним сидел хорошенький мальчик лет тринадцати или четырнадцати, в белой бархатной курточке лицеиста Белого Бужвы.

Вот спустя некоторое время купец поинтересовался у чиновника, кем ему приходится мальчик, – братом или племянником, и куда они едут, и чиновник ответил, что мальчик этот ему вроде воспитанника, и из-за летнего перерыва в занятиях он взял его с собой, а едет он инспектировать сыры в провинции Инисса. Разговорились; чиновник как-то удивительно располагал к себе; заказал всей компании вина и поинтересовался, не укажут ли ему хорошую модную лавку, – он слыхал, что в здешних местах отличные кружевные воротники.

Один из торговцев как раз занимался воротниками. Принесли узел с образцами, бывший с торговцем, чиновник пришел в такой восторг, что тут же, не торгуясь, купил три штуки. Сели вместе пить вино.

– А помните советника Нарая? – вдруг полюбопытствовал один из купцов. – Страху-то было, а что оказалось? Арестовывал людей за страсть к стяжательству и за блуд, а сам в это время сделал какой-то девице ребенка, государь выгнал его сразу, как только узнал о девице.

– И вовсе не поэтому его выгнали, – возразил другой торговец. – В саду у Андарза стояла статуя плачущего лебедя, господин Андарз переселил в эту статую душу Нарая и оттяпал ей голову, и как только это случилось, государь охладел к Нараю.

– Господа, стыдно потакать суевериям, – возразил третий купец, тот самый, который был дальновидней других и задумывался насчет медной аренды, – в наше время взгляды господина Нарая были невоплотимы; возможно, они и были пригодны для древности, но сейчас, с нынешним развитием производительных сил, со станками и техническими открытиями! Ба! Император просто понял всю их вздорность!