Вечная жизнь Смерти - Лю Цысинь

– Мой король, это мастер Эфир, мой учитель. Вернее, он был моим учителем.

Принц кивнул.

– Превосходно. Ты разумно поступил, первым нарисовав его.

– Да. Я должен был сделать это, чтобы он не нарисовал меня! – Остроглаз аккуратно повесил портрет на сырую стену. – Вот так. А теперь я приступлю к работе над новыми картинами для вашего величества.

Остроглаз вытащил из угла свиток какого-то белого как снег материала.

– Мой король, это обрезок ствола волноснежного дерева, которое растет в Хе’ершингенмосикене. Когда дерево достигает столетнего возраста, его ствол можно развернуть, как свиток бумаги. Это идеальный материал для живописи. Моя магия действует только при рисовании на волноснежной бумаге. – Он поместил свиток на каменный стол, развернул часть его и наложил сверху пресс – обсидиановую плиту. Затем взял острый нож и отрезал бумагу ровно по краю плиты. Девственно чистая белая поверхность, казалось, испускала сияние.

Художник достал из котомки и разложил принадлежности для живописи.

– Мой король, взгляните на эти кисти – они изготовлены из волос, растущих на ушах волков из Хе’ершингенмосикена. Краски тоже оттуда: красная сделана из крови гигантских летучих мышей; черная – из чернил кальмаров, живущих в морских глубинах; синяя и желтая извлечены из метеоритов… Все краски нужно смешать со слезами огромной птицы, называемой луночепрачником…

– Хватит болтать! – приказал принц. – Приступай!

– Да-да, конечно. Кого рисовать первым?

– Короля.

Остроглаз взял кисть. На первый взгляд, он работал небрежно – мазок там, линия сям… Постепенно бумага покрылась разноцветными пятнами, но формы изображение еще не приобрело: казалось, будто бумага попала под красочный дождь и на нее непрерывно падают капли всех оттенков радуги. Через некоторое время картина заполнилась мешаниной тонов – как будто табун взбудораженных лошадей пронесся по цветочной клумбе. Кисть продолжала скользить по красочному лабиринту словно сама по себе, не направляемая рукой художника. Принц в недоумении наблюдал за происходящим. У него на языке вертелось множество вопросов, но танец красок на бумаге завораживал, и принц так ничего и не спросил.

И тут в один момент случилось чудо: рябь цветов внезапно застыла, беспорядочные пятна соединились, путаница красок наполнилась смыслом. Проступивший на картине образ обрел четкость.

Принц видел перед собой портрет отца. Король был одет как сегодня вечером на приеме: на голове золотая корона, плечи облегает величественная церемониальная мантия. Но из взгляда исчезли достоинство и мудрость, а лицо выражало смесь самых разных эмоций: тут были и растерянность, и разочарование, и потрясение, и скорбь… За всем этим угадывался невыразимый словами ужас – как будто на короля напал с мечом его самый близкий друг.

– Портрет короля готов, – сообщил Остроглаз.

– Очень хорошо. – Принц одобрительно кивнул. Свет факелов играл в темных колодцах его зрачков, как будто там пылала сама душа Ледяного Песка.

* * *

А в нескольких милях отсюда, во дворце, из своей спальни исчез король. Покрывало на кровати, украшенной четырьмя столбиками в виде богов, продолжало хранить тепло его тела, а перина – прогибаться под его весом. Но от самого короля не осталось и следа.

* * *

Принц швырнул готовую картину на пол.

– Прикажу заключить это в рамку и повешу здесь на стену. Буду время от времени приходить и любоваться. А теперь рисуй королеву!

Остроглаз взял другой лист волноснежной бумаги, разгладил обсидиановой плитой и принялся писать портрет королевы. На этот раз принц не стоял рядом, наблюдая за работой, а расхаживал по подземелью туда-сюда. В гулкой пустоте звучало эхо его шагов.

Художник закончил работу за половину времени, потраченного на портрет короля.

– Мой король, портрет королевы готов.

– Прекрасно.

* * *

А во дворце из своей спальни исчезла королева. Покрывало на кровати, украшенной четырьмя столбиками в виде ангелов, продолжало хранить тепло ее тела, а перина – прогибаться под ее весом. Но от самой королевы не осталось и следа.

Пес в дворцовом саду учуял неладное и несколько раз громко гавкнул. Но сгустившийся мрак мгновенно поглотил звуки, и пес испуганно замолк. Дрожа, он забрался в укромное местечко и слился с темнотой.

* * *

– А теперь принцессу? – осведомился Остроглаз.

– Нет, сначала министров – они опаснее. Конечно, рисуй только тех, кто верен моему отцу. Помнишь их?

– О да, помню. Я могу написать все, вплоть до последнего волоска на их головах и телах…

– Опять завелся! Поторапливайся! Надо закончить до восхода солнца.

– Это нетрудно, мой король. До рассвета я успею написать и министров, и принцессу.

Остроглаз разровнял еще несколько листов и принялся рисовать как одержимый. И каждый раз, когда он заканчивал очередной портрет, этот человек исчезал из своей постели. Ночь утекала час за часом, и враги принца Ледяного Песка один за другим превращались в картины на стенах подземелья.

* * *

Принцессу Росинку разбудил громкий, настойчивый стук. Никто и никогда еще не осмеливался так грубо колотить в ее дверь! Она поднялась и направилась к двери, уже открытой тетушкой Дородой.

Тетушка Дорода была кормилицей, а затем и няней подрастающей Росинки. Принцесса была привязана к ней больше чем к собственной матери-королеве. Тетушка Дорода грозно взирала на капитана дворцовой стражи, стоявшего на пороге. От панциря капитана тянуло ночным холодом.

– Никак спятил?! Ты чего это будишь принцессу?! Она и так все последние ночи почти не спала!

Капитан, не обращая внимания на негодующую кормилицу, слегка поклонился принцессе Росинке.

– Принцесса, вас хочет видеть один человек. – Капитан шагнул в сторону. За его спиной стоял незнакомый старик.

Белые волосы и борода обрамляли его лицо, словно языки серебристого пламени. Взгляд старика отличался остротой и глубиной. Именно этот человек был изображен на портрете, который Остроглаз показывал принцу Ледяному Песку. Лицо и плащ его покрывала пыль, на сапогах засохла грязь, за спиной висела большая холщовая котомка. Очевидно, старик шел издалека.

Очень странно – в руке гость держал зонтик. Но еще более странно было то, как он его держал: зонтик непрерывно вращался. Присмотревшись внимательнее, принцесса поняла, в чем дело. И ручка, и полотнище зонтика были черными как смоль, а на концах спиц висели шарики, сделанные из какого-то полупрозрачного тяжелого камня. Крепления, поддерживающие спицы, все до единого были отломаны, поэтому чтобы зонтик не сложился, его следовало постоянно крутить – тогда каменные шарики поднимались вверх и удерживали его раскрытым.

– Да как ты посмел притащить сюда какого-то бродягу? – возмутилась тетушка Дорода. – Еще и полоумного!