Молчи обо мне - Айя Субботина

А хуже всего то, что судьба снова сводит меня с прошлым, которое стоит на пороге соседнего дома и наблюдает за очередной хуевой сценой из моей жизни.

Светка орет и матерится на всю гостиную, и моя больная с похмелья голова взрывается адской болью.

Я не пил хрен знает сколько, ни капли в рот не брал, но, судя по количеству пустых бутылок на столе и под столом, вчера опустошил все свои запасы. Сейчас мне настолько хуево и морально, и физически, что Светка даже не догадывается, в клетку к какому монстру она зашла.

— Ты оставил меня одну! — Она тычет мне в грудь длиннющим наманикюренным ногтем, и я брезгливо отбиваю ее руку. — Мне же больно, придурок!

— Ты меня заебала, — говорю коротко, грубо. Несмотря на смертельную головную боль, нахожу силы на злую усмешку. — Значит так. Даю тебе десять минут, чтобы собрать весь тот хлам, который ты успела притащить.

Я запретил привозить вещи, но это же Светка: она помешана на идее «меня застолбить» и нарочно делает так, чтобы казалось, будто мы в отношениях, будто в моей жизни есть женщина: то оставит в ванной свои женские принадлежности, то бросит на полке маникюрный набор. Любая женщина, которую я бы захотел сюда привести, за пять минут увидела бы достаточно, чтобы сделать вывод — я как минимум с кем-то в отношениях. Проблема в том, что я уже давно никого сюда не вожу, потому что все женщины в моей жизни появляются на одну ночь, которую мы проводим в моей новой квартире. А здесь у меня бывает только Светка и только потому что приезжает сама. Иногда я выставляю ее вон, иногда она прорывается и устраивает мне секс.

Мы с ней почти как муж и жена, блядь: все никак не разведемся.

Но, хоть в башке темно и пригорает, одно я понимаю четко и ясно: вот он, мой личный Рубикон.

— Прекрати, Артем. — Светка всегда хорошо меня знала, чтобы не понимать, когда уже все, пора засовывать гонор в жопу и менять стратегию. — Хозяйка приехала сегодня утром, буквально вышвырнула меня вон, куда мне было идти?

— Не ко мне. — Я грубо разжимаю ее мгновенно обхватившие мою шею руку, беру под локоть и грубо тяну к лестнице на второй этаж. — Десять минут, чтобы забрать все, чем ты наследила. Я вызову такси.

— Мне некуда идти!

— Есть, — огрызаюсь я. Плевать, что на путается в ногах — мне нужно, чтобы она просто исчезла, иначе рванет так, что мой бедный дом этого не переживет. — На вокзал и к маме. Мне срать на твои проблемы.

— Артем!

Она начинает плакать, кусает губы.

А я смотрю на нее… и не чувствую ничего, кроме отвращения к этим надутым салонными процедурами губам, идеально гладкому без единой морщины лбу, худым и узловатым, как у старой ведьмы, пальцам, унизанными подаренными мной кольцами. Сколько, сука, лет я потратил на эти недоотношения? Зачем? Для чего?

— Девять минут, — начинаю обратный отсчет.

Она поднимается по ступеням, но я готов спорить, что отведенное время она потратит на театральные истерики и трагические слезы. Потому что думает, что в этот раз, пожалуй, перегнула палку и что попала под горячую руку и мое похмелье. Что я просто наказываю ее за нарушение наших вполне определенных правил: никаких обязательств, только товарно-денежные отношения. Даже не нужно прислушиваться, чтобы понять: она села на кровать и выжидает, вырабатывает новую стратегию поведения, «план по покорению Артемки номер Хрен знает какой».

Я пытаюсь вспомнить, кого и когда видел в том доме напротив. За все время, что живу по соседству, там точно не было постоянных жильцов: время от времени приезжали какие-то машины, выгружались люди, велись ремонтные работы. Но жильцов я здесь точно не видел. Женя его купила? Она же мечтала о квартире с видом на парк и реку, чтобы по утрам бегать по набережной. Хотя всегда порывалась посадить цветы у меня на клумбах и говорила, что частный дом — это все равно, что отдельная планета, куда можно улетать ото всех.

Дичь какая-то.

Мы — соседи, а я об этом не знаю?

Хотя, в последнее время я приезжаю сюда только на выходные и только чтобы отоспаться после тяжелой недели. А она, судя по ее странице, тоже сутками пропадает на работе.

Я по памяти заново вписал в телефонную книгу ее номер, но так и не придумал слов, которыми мог бы начать разговор. Правильнее всего было бы в лоб спросить про сына.

У судьбы хреновое чувство юмора: когда я добровольно и осознанно сделал выбор в пользу чайлдфри, потому что так и не нашел женщины, которая бы стала хорошей матерью моему ребенку, единственная, которая идеально подходила на эту роль, разрушила мое безупречное бездетное будущее.

Сделав его неидеальным без мальчишки, которого зовут скандинавским именем.

Я блокирую Светкин номер телефона во всех мессенджерах, где она может меня достать. Это, понятное дело, временная мера, потому что через недельку Мадам Брошкина поймет, что что-то не так и начнет штурм новым номером, а то и двумя, чтобы наверняка. Придется блокировать каждый, наглухо закрываться от дурного прошлого высокими стенами и колючей проволокой.

Такси подъезжает к дому позже отведенного на сборы времени, и когда я поднимаюсь, чтобы провести Светку до двери, она уже сидит на кровати с лицом прощенной и раскаявшейся королевы. Плевать.

— Ты дурак! Говно! Ты просто моральный урод! Абьюзер херов!

За пару минут, что я уверенно тащу ее до машины, Светка выдает почти весь свой запас ругательств. Ничего нового, ничего такого, что я бы уже не слышал в свой адрес минимум по десятку раз.

— Передавай привет маме, — говорю я, захлопывая дверцу машины. — Не забудь сказать, что я — мудак.

На улице холодно и снова валит снег, но мне не хочется заходить в дом, хоть на мне до сих пор нет ничего, кроме домашних штанов. Мой дом стоит чуть выше, на холме, так что, несмотря на высокий каменный забор, я вижу во дворе Жениного дома знакомый «гелик». Как она ездит на этом кубике на колесах? Тугая тачка, чтобы управлять такой, нужны яйца и стальные нервы.

Но через пару часов, когда выхожу, чтобы сгрузить в мусорный бак пакет с бутылками, ответ появляется сам собой. Здоровый ответ в стильном пальто садится за руль и запросто выгребает по заснеженной дороге в сторону города.

Ну логично, ни одна женщина не может быть одна два года.

Но я «просыпаюсь» от этих мыслей уже стоя на крыльце ее дома: наверное, «ответ» скоро вернется, раз калитка не закрыта.

Черт, мне тупо противно называть его как-то иначе, даже имя знать не хочу.

Я нажимаю на кнопку звонка — и дверь открывается почти сразу, как будто Женя нарочно ждала меня под дверью.

— Ты телефон… — Женя стоит за порогом: в домашнем комбинезоне пыльного розового цвета и с моим сыном на руках.

Он такой маленький. На фотографиях казался настоящим взрослым великаном, но вот так, глаза в глаза — такого же цвета, как мои! — Хельг выглядит маленьким гномом в красном полосатом костюме и шапке с длинной кисточкой. Но зато очень уверенно держит в крохотной ручонке наполовину сгрызенное печенье.