Репетитор - Питер Абрахамс

Он погладил ее по плечу:

— Не надо, Линда. Не надо.

Она высвободилась из его объятий:

— Хватит меня успокаивать. Вы еще не поняли? Я была в джакузи, с Томом.

Она посмотрела на него, ожидая реакции. Какое банальное, примитивное, быстрое и несоразмерное наказание за ее проступок.

— Это же была случайная связь. Простите себя. Скотт, должно быть, уже все забыл…

— Он не знает об этом.

Ага.

— Об этом никто не знает.

— Тогда давайте забудем об этом. Вы должны себя простить и все забыть.

Как красиво звучит! Он наклонился и поцеловал ее в затылок. Здорово! Вы складываете губы, а потом разжимаете их и чмокаете. Она, конечно же, уже почувствовала его эрекцию. Была ли она интереснее, чем он предполагал? Он отклонился. Его рубашка была мокрой. С Гейл не могло получиться так хорошо, но он был абсолютно уверен — с этой женщиной он доведет представление до конца. Ему нужно было только представить себе сцену в джакузи и хруст сломанной кости, чтобы не утратить возбуждение и оставаться твердым, как стальной наконечник для бурения. Он просто молодец.

Но этим можно заняться в часы досуга. У него полно времени. Какие радужные горизонты открывались впереди! А сейчас нужно правильно рассчитать время и оказаться в своем доме раньше, чем это сделает Руби. Он взял коробку с салфетками со стойки для разделывания мяса и передал ее Линде.

— Я все-таки беспокоюсь о Руби. Я должен найти ее и привезти домой, — сказал он, подобрав очень простые слова.

Линда промокнула глаза. Она выглядела усталой и изможденной, как после долгих и мучительных родов.

— Ключ в зажигании, — сказала она.

Он направился к двери.

— «Ветер в ивах», — повторила она, разговаривая сама с собой.

Джулиан понял всю силу печатного слова. Также он впервые понял, что не только ум возвышал его над всеми остальными. Он умел понимать людские души. Джип заскользил по дороге всего один раз, когда он свернул за угол к Поплар-драйв.

Скотт проверил состояние акций «Кодеско»: семь девяносто пять. На восемь центов меньше. Сто пятьдесят тысяч помножим на восемь — будет сто двадцать тысяч долларов. Он отправился на обед.

По дороге он сделал небольшой крюк, около двадцати миль, чтобы заехать в ближайший салон «порше». У них был всего один «бокстер» — синего цвета. Он взял его, чтобы совершить пробную поездку. Вжик. Когда он несся по дороге, по радио вдруг заиграла песня «Born to Be Wild».[35]Как будто бы люди из автосалона «порше» и ребята с радиостанции были в сговоре. Скотт рассмеялся.

— Head out on the highway looking for adventure,[36]— громко распевал он.

— Лучше, чем секс? — спросил продавец, когда он вернулся в салон. Скорее всего, он говорил эту фразу всем покупателям мужского пола, но у Скотта не было настроения делиться с ним впечатлениями. Он был в прекрасном расположении духа. Ему казалось, что он больше неподвластен силе притяжения. Впервые за все эти годы он дышал полной грудью.

— А нет ли у вас такого же, только серебристого цвета? — спросил Скотт. Даже его голос звучал глубже и сильнее.

— Самый лучший цвет. Устроим, — ответил продавец.

Они вошли в салон и сели за стол. Продавец начал обзванивать другие салоны, выясняя, нет ли у них этой машины нужного цвета. Скотт рассматривал рекламные буклеты. Крупные снежинки падали за окном. На стене в его кабинете висела очень красивая снежинка, вырезанная Руби из бумаги. Он улыбнулся. У него зазвонил мобильник.

— Скотт?

— Да, привет, Микки. Угадай, где я?

— Это просто. Ты в жопе, так же как и я.

— Что это значит? — спросил Скотт.

Продавец, сидевший напротив него, жестами показывал, что машина найдена.

— Ты не почесался проверить данные с фондовой биржи? — сказал Гудукас.

— Конечно же, я проверял. Полчаса назад они стоили меньше восьми.

— Сейчас они двенадцать с четвертью.

Двенадцать с четвертью. Он не понимал ни слова. Должно быть, неверно расслышал.

— Что ты сказал?

— Двенадцать сорок в данный момент.

— Черт возьми! Да о чем ты говоришь?

— Они взлетают, как ракета в этот долбаный День независимости! Вот о чем я говорю.

— Но они ведь были на семи девяноста пяти. Я приподнялся на сто двадцать тысяч.

— Ты опустился, опустился на пятьсот сорок штук. По меньшей мере. Я, конечно, оказался в большем дерьме, но…

— Что случилось? Что за цифры ты называешь?

— …тебе придется выплатить по меньшей мере двести штук.

— Почему? За что?

— Чтобы покрыть. Стандартная процедура. У тебя есть десять минут. Или ты можешь ликвидировать свою позицию прямо сейчас. Именно это я и рекомендую тебе сделать. Я именно этим сейчас и занят.

— Ликвидировать?

— Продать акции. Давай, Скотти, думай скорее.

— И все потерять?

— Это не все.

— О чем ты говоришь?

— О бесконечном риске. Скажем, они поднимутся до двадцати, тридцати, девяноста. Такое иногда случается. А акции по-прежнему будут востребованы. Это означает, что мы потеряем все.

— Но они же падают.

Тут ему вспомнились слова Тома: «А что, если они вырастут до восемнадцати»?

— Ты же говорил, что они падают?

— Но только не сегодня. «Кодеско» выпустил пресс-релиз пятнадцать минут назад. Этот чертов алгоритм все-таки сработал. Они подписывают контракт с правительством Японии на несколько миллиардов.

— А как же венчурные капиталисты?

— А при чем здесь они?

— Они разве не собираются избавляться от своих акций?

— А черт их знает.

— Ты же с ними разговаривал, и именно ты сказал, что они падают.

Скотт встал из-за стола. Продавец все еще разговаривал по телефону. Он смотрел на него, держа в руках карандаш.

— У тебя есть десять минут. Мой босс говорит, чтобы ты постарался остановиться хотя бы на трехстах тысячах.

Скотт стоял посреди салона, держа мобильник в руках. Мог ли он представить себе такое? Может, у него что-то с головой? Может, его хватил удар? Пожалуй, что да. Он был парализован, даже малейшее дуновение ветра могло сбить его с ног.

— Вы сможете забрать его в понедельник утром, мистер Гарднер, — сказал продавец. — Но мне потребуется задаток, скажем, пять тысяч.