Люк Скайуокер и тени Миндора - Мэтью Стовер

– Ворроу? – озабоченно спросил Чубакка, обхватывая девушку так, будто она ничего не весила.

– Нет, – ответил Люк. – Она не в порядке. Отнеси её вниз и скажи Хану, чтобы он приготовился забрать нас отсюда.

Закончив с одним делом, он вновь повернулся к Вэстору.

– Теперь твоя очередь, Чёрная дыра. Возвращайся к своему телу. Ты всё ещё можешь успеть улизнуть в гиперпространство прежде, чем Ник убьёт тебя.

Вэстор присел.

«Теперь я понимаю. Понимаю, почему ты победил меня. Потому что я сбился с пути. Я делал нечто такое, что связано с сотворением. Пытался строить вместо того, чтобы разрушать. Я оставил путь Тьмы, и в результате Тьма лишила меня своего покровительства».

– Мне всё равно, – сказал Люк. – В данный момент имеет значение лишь твоя гибель. Но если ты просто оставишь это тело в покое, мы сможем вернуться домой.

«Я оставлю. Но не сейчас. Вначале ответь мне на вопрос, Скайуокер».

– Если это поможет всё закончить, то конечно, – пожал плечами Люк.

«О да. Всё закончится. И быстрее, чем ты думаешь. Ответь: почему доспехи моих штурмовиков – чёрного цвета?»

Люк нахмурился. Он никогда не задумывался над этим, ограничившись аспектом стиля в качестве объяснения. Специфическая униформа, отличавшая штурмовиков Чёрной дыры от штурмовиков Палпатина[44].

«Даю подсказку: это не просто боевой раскрас».

Люк взглянул наверх и прищурился, разглядывая облачённых в чёрное коммандос, и одновременно протягиваясь к ним в Силе. Даже с обострённым восприятием он не мог обнаружить в доспехах ничего выдающегося, кроме самого оттенка. Ну, чёрный цвет, и чёрный. Что тут такого? Чёрный, с отливом и слабыми отблесками, своего рода перламутровое, кристально-безупречное покрытие. Это напомнило Люку что-то такое… чего он не мог возродить в памяти до тех пор, пока оно само не дало о себе знать: вначале в виде щекотания, затем – зуда, и, наконец, оно переросло в настоящую боль… но такую боль, которая пронзила не его собственное тело, а такую, как если бы её чувствовал кто-то другой.

Вот что служило причиной. Дубликат нервной системы, сотканный из самих теней. Вот от чего исходили странные ощущения – изнутри кристаллической паутины, проросшей в нём…

У Люка перехватило дыхание.

Керамическая структура чёрных доспехов вовсе не была керамической.

Он мог только стоять, часто моргать и раз за разом произносить одно и то же слово: «плавлеит».

Словно в подтверждение догадке Вэстор рухнул на месте, упав на обшивку «Сокола» как подкошенный.

– Хан? – неуверенно позвал Люк. – Хан, по-моему, нам пора.

– Люк! – зашуршал комлинк. – С Леей что-то не так… у неё припадок или что-то вроде. Люк, что делать?

– Я не знаю, – ответил тот, наблюдая, как Вэстора тоже охватили конвульсии – долгие, перекручивавшие тело как риделлианского кровочервя, который извивался на раскалённом камне. Сверху раздался грохот: это из рук штурмовиков выскользнули бластерные винтовки и попадали к ногам. У самих штурмовиков принялись одновременно подкашиваться колени. Они вертелись и дёргались из стороны в сторону, покачивались на месте и хватались за шлемы скрюченными пальцами, будто пытаясь выколоть себе глаза.

– Хан, – выдал Люк. – Пора. Уходи сейчас.

Он потянулся к Силе и захлопнул люк «Сокола» в тот момент, когда Вэстор вскочил на ноги и тут же очутился возле него, преодолев расстояние одним молниеносным движением. Невероятно сильные руки схватили Люка за плечи, после чего Вэстор оторвал джедая от обшивки корабля, встряхнул его словно куклу и закричал ему прямо в лицо, излучая такую ярость пополам с жаждой крови, что в глазах Вэстора не осталось ничего человеческого.

Он сомкнул зубы на горле Люка, впившись ему в глотку.

А на выступе выше штурмовики принялись истошно вопить.

Маршал Клик не смог определить источник воя, как ни старался. Даже несмотря на свою мучительную агонию и настолько сильную боль, что он больше не мог удерживаться на ногах, Клик был совершенно уверен, что никогда прежде не слышал этого исключительного звука, и в данный момент у него не получалось выявить и природу воя. Однако что такое агония, он понимал прекрасно.

Внутренний слой брони пронзил его иглами. Огромными иглами.

Они проткнули каждый сантиметр его тела, начиная с подошв и заканчивая макушкой головы. И, проколов кожу, иглы не остановились. Вместо этого они проникали дальше внутрь плоти, затем казалось, будто они попали в кровеносную систему, где размельчились на мелкие осколки, которые принялись разрывать Клика изнутри. Другие иглы продолжали расти, проходя через нос, глазницы, просверливая кость черепа и прорезая мозг. Среди извилин не появилось мигрени, равно как и боли в целом, однако Клик мог чувствовать нанесённый вред иного рода. Он мог чувствовать, что именно в нём срезывали огромные иглы.

Они отделили от него честь и дисциплину. Они отняли у него преданность императору и гордость за своих подчинённых. Они вскрыли его память и забрали оттуда все мечты, все надежды и страхи. Иглы, проникшие внутрь мозга, разрушили всё, чем он когда-то являлся, но оставили после себя вовсе не абсолютную пустоту…

Каждая клеточка тела, опустевшая от сущности маршала Клика, вскипела дикой безрассудной яростью.

Его последней сознательной мыслью было «Так вот что это за вой. Его издаю я».

Он кричал.

Исход в кромешную темноту сопровождался эхом его собственных воплей. В конце концов, осталась только ярость и жгучее желание кого-нибудь убить.

Кого угодно.

* * *

От кушетки, к которой был пристёгнут Ник, осталось одно название. Это вообще больше походило не на кушетку, а на мягкую выдвижную полку, с трудом угнездившуюся возле одинокого кресла пилота. Ник лежал с закрытыми глазами, обозревая тёмную звезду, заполнившую его сознание.

Хотя и «обозрение» было не совсем точным термином. Ник использовал несколько более глубокое восприятие, нежели обыкновенное зрение, хотя на раскинувшейся в голове картине тёмная звезда занимала небольшой участок – такое тёмное полотно бесконечного космоса, посреди которого чернело пятно ещё более глухого мрака. И Ник не прикасался к этому пятну, хотя уже ощущал исходивший оттуда холод, чувствовал бездонную пропасть, поглощавшую всё тепло вселенной. Ник не мог слышать ушами, но в них стоял невыносимый звон, а на вкус и запах клочок глухого мрака ощущался как сгусток первозданного разложения.