Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков

Встреча подошла к концу. Все встали. Распрощавшись, Черчилль покинул комнату, поддерживаемый под руки. Остальные тоже стали расходиться, а я стоял как завороженный и смотрел на Сталина. Конечно, он видел, что я все время наблюдал за ним. Подошел ко мне и добрым хорошим голосом сказал: «Не бойся, России я не пропью. А вот Черчилль будет завтра метаться, когда ему скажут, что он тут наболтал…» Немного подумав, Сталин продолжил: «Когда делаются большие государственные дела, любой напиток должен казаться тебе водой, и ты всегда будешь на высоте»[603].

Дело превыше всего – так было у Сталина. Поэтому иной раз он мог и рассердиться. Бывало и такое. Подавляющее большинство мемуаристов говорят, что он никогда не повышал голоса. Я нашел две истории, в которых Иосиф Виссарионович немного изменил своему обычаю говорить тихим голосом. Первая из них произошла во время Тегеранской конференции с переводчиком Сталина Валентином Бережковым[604].

Когда все разместились за столом, начался оживленный разговор. Закуску унесли, подали и унесли бульон с пирожком: я к ним не притронулся, так как все время переводил и поспешно делал пометки в блокноте. Наконец, подали бифштекс, и тут я не выдержал: воспользовавшись небольшой паузой, отрезал изрядный кусок и быстро сунул в рот. Но именно в этот момент Черчилль обратился к Сталину с каким-то вопросом. Немедленно должен был последовать перевод, но я сидел с набитым ртом и молчал. Воцарилась неловкая тишина. Сталин вопросительно посмотрел на меня. Покраснев, как рак, я все еще не мог выговорить ни слова и тщетно пытался справиться с бифштексом. Вид у меня был самый дурацкий. Все уставились на меня, отчего я еще больше смутился. Послышались смешки, потом громкий хохот. Каждый профессиональный переводчик знает, что я допустил грубую ошибку – ведь мне была поручена важная работа и я должен был нести ответственность за свою оплошность. Я сам это прекрасно понимал, но надеялся, что все обернется шуткой. Однако Сталина моя оплошность сильно обозлила. Сверкнув глазами, он наклонился ко мне и процедил сквозь зубы:

– Тоже еще, нашел где обедать! Ваше дело переводить, работать. Подумаешь, набил себе полный рот, безобразие!..

Сделав над собой усилие, я проглотил неразжеванный кусок и скороговоркой перевел то, что сказал Черчилль. Я, разумеется, больше ни к чему не прикоснулся, да у меня и аппетит пропал…[605]

Сложно не согласиться, что сердился Сталин в данном случае по делу[606]. А вовсе не потому, что был «кровавым тираном» и «злым упырем».

Еще одна история с той же Тегеранской конференции показывает нам совсем другого Сталина. Переводчик «второго эшелона» Зоя Васильевна Зарубина оказалась в сложной ситуации. Ее можно понять – случилось нечто из ряда вон выходящее. Особенно если учесть, что ей было двадцать три года и она впервые попала в состав правительственной делегации:

Был эпизод, вспоминая который я и сегодня ощущаю холодок на спине, а в то время меня охватил настоящий страх. Перед началом одного из заседаний нужно было что-то срочно принести… Я побежала к двери, которая неожиданно открылась: в зал входил Сталин. Я еле увернулась, но все же задела его своим плечом и замерла, ожидая худшего. Но Сталин, казалось, не обратил на это внимания, а следовавший за ним Ворошилов успокоил: «Ничего, детка, ничего»[607].

Что было девушке за такую непочтительность? Накормили черной икрой. Я не шучу Она сама рассказывала об этом:

И конечно, запомнился праздничный ужин после отъезда делегаций. Он был устроен для нас, немногочисленных сотрудников, которые помогали работе конференции. На столе было все или почти все, что предлагалось делегациям. Время было голодное, и это уже был подарок, особенно ценный своим вниманием. Передо мной поставили красное шампанское и черную икру. Я подумала, что это мне как единственной женщине в нашей «команде», но ошиблась. Офицер охраны, полушутя, полусерьезно, объяснил: «Это вам за то, что не сбили с ног главу советской делегации»[608].

Во время дипломатического застолья возникали и неудобные ситуации. Валентин Бережков, переводивший Сталину практически на всех конференциях, упомянул и такой эпизод. Начальник генерального штаба Англии генерал Алан Брук сказал один весьма странный тост. Реакция Сталина на бестактность британца стоит того, чтобы ее отметить:

Брук поднялся с места и стал рассуждать о том, кто больше из союзников пострадал в этой войне. Он заявил, что наибольшие жертвы понесли англичане, что их потери превышают потери любого другого народа, что Англия дольше и больше других сражалась и больше сделала для победы. В зале наступила неловкая тишина. Большинство, конечно, почувствовало бестактность выступления генерала Брука. Ведь все знали – основная масса гитлеровских войск прикована к советско-германскому фронту… Сталин помрачнел. Он тут же поднялся и окинул всех суровым взглядом. Казалось, сейчас разразится буря. Но он, взяв себя в руки, спокойно произнес:

– Я хочу сказать о том, что, по мнению советской стороны, сделали для победы президент Рузвельт и Соединенные Штаты Америки. В этой войне главное – машины. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от 8 до 10 тысяч самолетов в месяц. Англия производит ежемесячно 3 тысячи самолетов, главным образом тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, Соединенные Штаты – страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают нам выиграть войну. За это я и хочу поднять свой тост…[609]

Очень бы хотелось, чтобы эту историю прочитали многие из тех, кто говорит об уважении к Сталину, но на деле демонстрирует удивительную твердолобость и прямолинейность. Соперники у Сталина были достойные. И поэтому достижения советской дипломатии того периода, которые лично Иосиф Виссарионович буквально вырывал у англосаксов, должны вызвать еще большее уважение.

Или вот еще прелюбопытнейшая история, имевшая косвенное отношение к Сталину, но очень интересная. Во время войны Сталин дал указание вызволить из фашистских застенков лидера румынских коммунистов Георге Георгиу-Дежа. Разведчики сумели выйти в Бухаресте на эсесовца, от которого зависела судьба Дежа. Он согласился помочь за золото. Сложность была в том, как доставить это золото в тюрьму. В ней содержались не только политические, но и уголовники. Вот и нашли среди заключенных молодого карманника, имевшего большие связи с местным уголовным миром. Вор взялся помочь и обеспечить доставку золота в тюрьму. Операция прошла успешно, и глава румынской компартии оказался в Москве. И вот наступил август 1944 года, когда Красная армия освободила Бухарест[610]. Деж возглавил новую Румынию и вспомнил о том парне, что помог ему освободиться. Оказалось, что тот снова попался на карманной краже и мотал срок уже при новой власти. Глава румынской компартии решил помочь. Бывшего карманника устроили на работу, он стал комсомольским активистом. Потом начал быстро делать карьеру и со временем возглавил Бухарестский горком союза молодежи. Потом попал в партийный аппарат. Еще через некоторое время воришка-карманник стал генеральным секретарем Румынской коммунистической партии. Звали этого товарища Николае Чаушеску…[611]