Нить неизбежности - Сергей Станиславович Юрьев

Вчера я прошёл по дну Чаши от края до края, и ничто не шелохнулось на поверхности Тлаа. Значит, я обрёл наконец-то способность загонять свои желания в такие глубины собственного сознания, что даже Тлаа не может их услышать. Это успокаивает, это несёт покой, и я не боюсь уснуть.

Там, над противоположным краем Чаши, возвышается совершенно гладкая скала, и в ней на высоте поднятой руки я обнаружил круглое углубление, испещрённое множеством знаков древнегалльского рунического письма. К сожалению, я не специализировался на галльских рунах, и мои знания в этой области более чем поверхностны. Теперь мне придётся заняться этим вплотную, позаимствовав в библиотеках Старого Света соответствующую литературу — в том, чтобы постараться понять значение надписи, я не могу себе отказать. Может быть, новое знание поможет мне найти способ вновь погрузить Тлаа в сон. Да, я уже пытался его убаюкать, доказывая себе самому, что нет ничего прекраснее покоя, а покой и небытие — суть одно и то же. Но моя собственная душа теперь почему-то отторгает всяческую ложь, даже если это ложь во спасение.

И ещё мне показалось, что это углубление чем-то напоминает замочную скважину, и стоит найти затерявшийся где-то ключ, произойдёт нечто ужасное. Может быть, Тантхатлаа, о котором перед смертью говорил мне Сатьячепалитья, и есть тот самый ключ? Значит, надо сделать всё, чтобы тот, кто когда-нибудь распахнёт эту дверь, не обнаружил за ней ничего, кроме пустоты. Но чтобы сделать это, я должен пожертвовать путём, который предначертан нам свыше, который сквозь муки Пекла ведёт нас к спасению души, а мне даёт надежду, что когда-нибудь, в иной жизни, мне посчастливится вновь встретить Марию, и мне будет что сказать в своё оправдание. Это единственное, от чего я не могу отказаться, а значит, остаётся только ждать. Чего?

Дневник профессора Криса Боолди, запись от 22 ноября 2962 г. от основания Ромы.

10 октября, 4 ч. 30 мин., о. Сето-Мегеро.

Они отправились к хижине Марии незадолго до заката, и им не надо было друг друга торопить — Лида шла не оглядываясь, временами её спина, перечёркнутая полоской купальника, исчезала из виду, растворялась в бликах лунного света, и Онисиму приходилось прибавлять шагу. Когда они дошли до последнего поворота и до цели оставалось не более четверти часа пути, оказалось, что ночь ещё не кончилась, а беспокоить старушку раньше, чем наступит утро, не стоило, как бы они ни спешили разузнать дорогу в Пекло. Лида заявила, что спать не собирается, но когда она присела на траву возле поваленного дерева, её сморило через несколько минут, а вскоре задремал и Онисим.

Ему приснился зеленоглазый ангел, тот самый, который однажды указал ему путь до того места, где он однажды повстречался с канцелярской крысой — на пороге бездны, в которую невозможно было упасть. Ангел почему-то был молодой женщиной в клетчатой рубахе с засученными рукавами — её он тоже помнил…

— Твой язык приведёт тебя прямо к цели, только ты, главное, не умолкай. — Она улыбнулась и исчезла, а вслед за этим начало медленно таять облако, на котором она сидела.

Что бы там ни говорили непрошеные доброжелатели, а язык лучше держать на привязи, пока неясно, где ты находишься и что происходит вокруг. Ангелы, даже если они в женском обличье, зря ничего говорить не будут, и стоящие советы задарма никто не раздаёт — даже они.

— Есть мнение, что он закодирован на выполнение некоего задания Тайной Канцелярии, связанного с возможным использованием паранормального явления на острове Сето-Мегеро в своих ведомственных интересах, — донёсся откуда-то из-за спины тот же ангельский голос, но тон был совершенно другим — холодный, деловой. — Вероятно, это также связано с заметанием следов несанкционированных тайных операций Тайной Канцелярии за рубежом.

Онисим оглянулся и обнаружил, что тот же зеленоглазый ангел, но в синей парадной униформе Внутренней Стражи сопровождает какого-то упитанного чиновника с орденом в петлице по длинному бетонному коридору.

— Ты покажешь мне путь? — запоздало спросил он, но странная парочка прошла мимо, даже не взглянув в его сторону, а коридор растаял, как то облако. Он только успел заметить, что женщина ещё жива, а чиновник уже наверняка мёртв. Почему мёртв? Ведь это только сон, обыкновенный сон, а верить в сновидения могут только блаженные, которым всё равно.

— Видал? — Знакомый голос отвлёк его от бесполезных мыслей. Брат Ипат явил себя, как всегда, в самый неожиданный момент.

— Ты мне снишься или как? — поинтересовался Онисим, глядя прямо в лицо бывшему монаху.

— Все мы друг другу немножко снимся, — уклончиво ответил Ипат и поймал за хвост пролетавшую мимо комету. — Ты, главное, одно пойми: в мире нет ничего нереального, и даже сон — лишь одно из отражений бытия, которое само по себе бытие и…

— Хватит философствовать, — прервал его Онисим. — Ты узнал?

— Что узнал?

— Ты нашёл их?

Казалось, Ипат даже слегка опешил от такого вопроса, хотя чего бы ему ещё ожидать…

— А как ты думаешь, брат Онисим, в мире кого больше — живых или мёртвых?

— Не знаю — не считал.

— И дело даже не в том, чтобы найти, — это можно сделать. Все прочие дела забросить, и, глядишь, лет через сто, если повезёт… За ними даже Шестеро Равных не всегда уследить могут, а они там — хозяева, полноправные, можно сказать, владыки, суверенная сволочь…

— Значит, бесполезно? — Онисим почти физически ощутил, как слабеет в нём воля к жизни и жажда действия. Отчаяние, которое приходит во сне, призрачно и неуловимо, и чтобы избавиться от него, следует проснуться. — Значит, зря всё…

— Ну нет. Не всё! Что не может Орден, то сделаешь ты сам.

— Какой Орден? — Онисим уже давно сообразил, что брат Ипат — не сам по себе маг и волшебник, и уже вполне смирился с тем, что всё, что делает для него бывший монах, — не по дружбе или из интереса, что за этим стоят чьи-то цели, чьи-то замыслы. Но теперь, когда смерть их разделила, это уже не имело значения.

— Орден Святого Причастия. Но я не буду вдаваться в подробности — ты пойми главное: найти их сможешь только ты. В Пекле нет ничего постоянного, и здесь невозможно дважды пройти одним и тем же путём, а если что-то здесь и создаётся, то лишь ради того, чтобы быть разрушенным. Когда-то давно рыцари Третьего Омовения пытались создать карту Шести Пространств Пекла, но всё, что они на неё наносили, тут же поглощалось пламенем, а потом возникало вновь, но в ином обличье и в другом месте. Представляешь, брат Онисим, — на месте кипящего болота вырастает труба крематория! Я пытался говорить с одним из владык Пекла, но Самаэль не выпустит твоих парней, какую бы выгоду ему ни предлагать. Мне следовало бы знать: добровольно расстаться с тем, что у него в руках или на крючке, — это выше его сил. Мне следовало знать. Но ты можешь их найти, если пробьёшься туда. Ты уже давно ищешь дорогу, и в твоих снах, в твоих видениях, в твоей боли она не раз открывалась тебе. Ты видел их лица, слышал их стоны, ты узнаешь их по шагам, ты почувствуешь, когда они будут близко. Ты найдёшь их, а мы поможем тебе прорваться оттуда — вместе с ними.