Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли - Кэтрин Уэбб

С любовью,

твоя подруга Кэт

Миссис Кэннинг!

Если Вы читаете это письмо, значит Вы искали меня и поняли, что я ушла. Прошу прощения, что не сообщила заранее, однако иногда человек должен следовать велению своего сердца, отстаивая то, во что верит. Я больше не могу быть прислугой, и, с Вашего позволения, я покидаю этот дом свободным человеком. Умоляю Вас лишь об одном: возьмите на мое место Терезу Кемп. Я рассказывала Вам о ней, она в работном доме. Он называется Фрошэм-хаус, в Лондоне, на Сидалл-роуд. Тэсс хорошая, милая девушка, не то что я. В своем нынешнем плачевном положении она оказалась не по своей вине, она ни в чем не виновата. Она будет отличной горничной, она умеет работать. Попросите миссис Белл, чтобы была с ней помягче. Я знаю, что у Софи золотое сердце, несмотря на острый язык, и для Тэсс, когда она приедет, это будет очень важно. Она совсем ребенок.

Вот еще что я должна Вам сказать. Возможно, Вас удивляет мое нежелание соблюдать приличия, примириться с жизнью прислуги. Я возлагаю вину за это на себя, на свой характер, однако вина также лежит и на моем отце. Он дал мне образование, слишком хорошее для моего положения, рассказал, как велик и загадочен мир, но не позволил его увидеть. С его стороны это было очень несправедливо. Из-за этого я постоянно задавалась вопросом о своем месте в жизни, и когда мне говорили, что во всем виновата моя кровь — мое происхождение, — то я вспоминала об отце. Мой отец — Ваш дядя, тот самый Джентльмен, который рекомендовал меня Вам. Моя мать в молодости работала у него в доме на Бротон-стрит, они — по его настоянию — стали любовниками, и она родила меня. Ее, разумеется, прогнали, но отец следил за ее судьбой и обеспечивал средствами к существованию, а когда она умерла, взял меня к себе. Обо всем этом мать рассказала мне на смертном одре, а она никогда в жизни не лгала. Возможно, этим летом Вы кое-что узнали о природе и нравах мужчин, и Вам будет не так уж трудно поверить в мою историю. Мы кузины, миссис Кэннинг, и хотя моя мать считала, что я должна знать о своем происхождении, это знание не принесло мне ничего, кроме разочарования. Я ни то ни сё, ни леди, ни служанка, и с того дня, как узнала об этом, я не хотела быть ни тем ни другим. Я намеревалась отыскать собственный путь.

Робин Дюрран коварный человек, ему нельзя доверять. По-моему, Вы уже и сами знаете об этом, но я все равно скажу: если у Вас появится возможность прогнать его из дома, воспользуйтесь ею незамедлительно. Возможно, я не имею права давать советы, но, поскольку мы уже не встретимся, я все же скажу. Я кое-что знаю о Ваших трудностях с викарием. Слуги узнают о таких вещах, вольно или невольно. В Лондоне был один джентльмен, друг моего отца, который время от времени навещал нас. В качестве спутников он всегда приводил с собой молодых и красивых мужчин, которых держал при себе и баловал, как домашних животных. Он считал, что женщины во всех отношениях стоят ниже мужчин, и избегал их общества, в том числе и в постели. Если Вам вдруг кажется, что Ваш муж может испытывать подобные чувства, то Вы никогда не будете счастливы, пока не бросите его или не смиритесь с его особенностью и не найдете себе друга на стороне.

Прощайте и, пожалуйста, не забудьте, что` я Вам написала о Терезе Кемп. Вам предоставляется возможность совершить великое благодеяние. Я написала ей письмо, которое отправлю сама, она будет ждать от Вас вестей. Это весьма самонадеянно с моей стороны, я понимаю, но верю в Ваше милосердие.

Желаю всего наилучшего, надеюсь, что и Вы хотите пожелать мне того же.

Ваша кузина,

Кэтрин Морли

Кэт дописывает письма, рука у нее затекла — она больше привычна к стирке, чем к письму. Девушка заклеивает конверты, надписывает на каждом адрес и кладет письмо, предназначенное для Эстер Кэннинг, на ночной столик так, чтобы его было видно. Письмо для Тэсс она опускает в сумку, где уже лежат ее немногочисленные пожитки и деньги. Луна за окном полная, пятнистая и светлая, как свежее молоко. Ее свет очерчивает серебряные контуры деревьев с графитно-серыми тенями, и Кэт засыпает в тишине и спокойствии.

Из дневника преподобного Альберта Кэннинга

Вторник, 8 августа 1911 года

Время пришло. Он велел мне оставаться в стороне, он чувствует, что время пришло, но я тоже это чувствую. Он ходит со своим фотоаппаратом, потому я знаю, знаю. Он снова призовет их, он собирается сделать новые фотографии. Я пойду, и я буду там, и я докажу, что я достоин, ибо не буду сообщать о своем присутствии; я дам ему возможность исполнить его великую работу без помех, а когда фотографии будут сделаны, я открою, что все время был рядом с ним, и это покажет, что я готов, я чист, и элементали могут заглянуть в мою душу и понять, что я тот, кем и должен быть. Ночь была долгой, но я вытерпел. Все мои ночи, проведенные в лугах, не прошли даром. Без солнечной энергии эфирные существа прячутся — так маргаритки закрывают свои лепестки, закрывают глаза с наступлением темноты, чтобы поспать. Но я провел долгие часы в одиночестве, скрытый темнотой; я познал свою душу и свое сердце, я заглянул внутрь себя, я вырвал с корнем всякую похоть и физические желания, все ненужные чувства, которыми дьявол терзает меня в последнее время, и я очистил себя от всякой скверны — не осталось ничего, кроме света и чистой энергии моей астральной и эфирной сущности. Я готов и знаю это. Я это знаю! Никогда одной только молитвой я не добивался таких живых снов и ощущений. Какими мертвыми и холодными кажутся теперь камни моей церкви, когда вокруг меня — церковь истинная, и я вижу ее. Ничего подобного до сегодняшнего дня! Церковь живого света и живого дыхания, живого духа всего, что есть свято и хорошо, раскинулась вокруг нас в зелено-золотистом великолепии, и я наконец-то пришел и увидел и принадлежу теперь ей. Те же, кто нечист духом, те, чей разум не в состоянии познать эти величайшие истины, останутся там, где они есть, в самом низу, позади, под той лестницей, по которой мы поднимаемся к свету. Им предстоит множество жизней, множество оборотов колеса, чтобы искупить все грехи и злодеяния, которые делают невозможным в этой жизни их развитие. Даже моя жена должна искупить грехи. Как и у всех женщин, душа ее преисполнена желаний и похоти. Время настало — сегодня на заре. Я готов, и я пойду, я увижу, и все свершится. Заря занимается, небо ясное, священный свет пробуждающегося солнца уже близко. Скоро начнется танец, и я тоже буду танцевать, я покину эту оболочку и обрету истинную форму. Я готов.

Кэт просыпается затемно. «Это последний раз», — говорит она себе и улыбается. Последний раз, когда она просыпается в кровати прислуги, последний раз, когда она находится в доме, где должна только работать, где с ней обращаются как с низшим существом, где она лишена свободы. Мгновение она мешкает, отмечая про себя, как впивается в спину бугристый матрас, как болят все мышцы от груди до бедер, потому что накануне она оттирала каменные плитки пола в нижнем этаже. Она замечает, что от ее рук исходит кислый запах, потому что она месила тесто для хлеба, когда Софи Белл сделалось дурно из-за жары. Вспоминает, что на сегодня у нее стирка — груда нижнего белья Кэннингов. Подумав обо всем этом и посмеявшись, она поднимается, умывает лицо и руки. Вода будит ее окончательно, заставляя дрожать от холода. Она льется в эмалированный таз, наполняя комнату негромким плеском. Кажется, весь мир затаил дыхание.