Пленительные наслаждения - Элоиза Джеймс

– Но очень похожа. Во всяком случае, у тебя есть нимб. – Квил все еще оставался внутри ее. Теперь, когда силы постепенно возвращались к нему, можно было придумать что-нибудь еще. Ловко поставив ее на колени, он вдвинулся вглубь. В ее протестах слышалась нервозность – как у настоящей Габби.

– Это мой сон, – напомнил он. – Многие женщины любят эту позицию. Тебе тоже понравится. Если, конечно, все это мне только грезится, – добавил он чуть виновато. Ему не хотелось, чтобы сон был слишком приятным. Это было бы предательством по отношению к настоящей Габби.

Почему-то ему стало труднее управлять собой. Он уже был на пределе, а золотой ореол Габби теперь сиял нестерпимым блеском.

– Сначала я не был влюблен, – заговорил он, еле переводя дух, но пытаясь сохранить ясность ума. – Хотя, конечно, я пытался убедить ее в обратном.

– Ты лгал ей? Но зачем?

– Я должен был это сделать, иначе бы ее надежды рассыпались в прах. Ведь Габби – романтик. Я знал, она поверит, если я скажу, что влюбился в нее с первого взгляда. Дорогая, знаешь, я не уверен, что совладаю с собой. В полном смысле слова. – Квил испугался, услышав, что снова хихикает. – Видно, я здорово напился, прежде чем лег в постель, – пробормотал он. – Может, я умер, пока был пьян? Слишком много шампанского…

«Габби из сна» оставалась напряженной, а яркий ореол вокруг нее из золотистого превратился в огненно-красный.

– Я думаю, нам нужно еще поговорить о твоей лжи, – сварливо проговорила Габби.

– Лучше не надо, – попросил Квил с великим смирением. – Это ведь мой сон.

В конце концов, она – плод воображения, убеждал он себя, лаская ее грудь. «Габби из сна» тяжело дышала. Как и все женщины, подумал он. Ему было трудно говорить, но он хотел продлить мгновения этих грез.

– До чего же ты удивительная, – прошептал он, – хотя такая же неловкая, как моя жена. Подожди… – Внезапно Квил схватил ее за бедра так сильно, что на них остались белые отметины от пальцев. Он жестко продвинулся вглубь и забыл обо всем на свете. Габби, которая говорила, что она «не ангел», слабо вскрикнула, и он увидел, как из ее тела вырвались языки желтого пламени. Он закрыл глаза, чтобы не ослепнуть.

Квил проснулся с отвратительным ощущением во рту. Безумно хотелось пить. Он встал с кровати, прошел к столу и налил себе воды. И вдруг его память услужливо выдала ему все подробности сна. Он замер, не донеся стакан до рта, и покачал головой, удивляясь тому, как далеко завело его воображение. Неудивительно, что он испытывает такую жажду. Он выпил второй стакан, смакуя воду, как чудесное вино.

Сзади послышался шорох. Квил обернулся. Габби, со спутанными волосами, нехотя поднималась с кровати.

– Доброе утро, – улыбнулся он, испытывая некоторую неловкость. Его жена имеет полное право обидеться на него – ведь всю ночь он занимался любовью с «Габби из сна».

– Квил, у тебя нет мигрени? – Он удивленно воззрился на нее.

– А с чего ей быть? Правда, вчера я немного перебрал, но от этого мигреней не бывает. Ты не хочешь воды, дорогая? Она необыкновенно вкусна.

Квил поставил стакан на стол и подошел к жене. Наклонился и нежно коснулся губами ее щеки. Но этого оказалось недостаточно, и тогда он сел рядом с ней и погрузил пальцы в ее волосы.

– Доброе утро, жена моя, – прошептал он. – Давай займемся любовью?

Ее щеки сделались пунцовыми.

– Квил, а помнишь, как ты…

– Что я должен помнить?

– Что этой ночью ты… и я…

– О Боже! – воскликнул Квил, давясь от смеха. – Я ласкал тебя? Ты снилась мне всю ночь, Габби!

– Но на самом деле…

Габби выпустила из рук одеяло, которым прикрывала грудь.

– О, моя прекрасная жена спит без ночной рубашки! Так что было на самом деле?

– Ты… ты…

Квил застонал.

– Должно быть, я был чересчур настырным? Если так, прости меня, любимая.

Габби опустила глаза на свои руки. Ее кудри струились по кремовой коже плеч.

– Мне нравится, когда ты без одежды. Пожалуй, теперь я буду притворяться каждую ночь, чтобы…

– Квил! – одернула его Габби, но на этот раз не с такой укоризной, как обычно.

– В чем дело? – невинным тоном спросил он. – Я тебя напугал, Габби? Прости, я ничего не помню. Но уверяю тебя, такого со мной никогда не было и больше не повторится.

– Я знаю, – произнесла она одними губами.

– Что?

– Я знаю, что этого больше не будет…

– Как это не будет? – удивился Квил. – Я должен искупить свою невоспитанность, Габби.

Не успела она подтянуть простыни, как он погладил ладонью ей грудь и посадил к себе на колени.

Габби поклялась себе, что это был последний обман. Она прямо сейчас во всем ему признается. И уйдет, если он от нее откажется.

– Гм… я не знаю, что произошло этой ночью, – продолжал он, укладывая ее в постель. Голос его становился все более хриплым. – Но может, мы поговорим в другой раз? Похоже, я не могу ни о чем думать, кроме тебя.

Габби лежала перед ним – прекрасная, пленяющая каждым изгибом своего роскошного тела.

– Квил…

Но его голова уже склонилась к ее груди. Габби судорожно схватила ртом воздух. Протест застрял у нее в горле, не встревожив наступившей тишины. Страсть пронзила ее, как молния, и между бедрами появилась влага. Однако чувство вины настойчиво стучало в сердце. Если с Квилом на этот раз ничего не случится, он, пожалуй, догадается, что она дала ему лекарство Судхакара. А может, он сочтет, что все обошлось само собой?

Нет, подумала она, Квил должен знать правду. Иначе обман будет стоять между ними всегда и она не сможет дарить мужу ласки без того, чтобы каждый раз не вспоминать об этом.

– Нам нужно поговорить, – решилась она и отстранила от себя его голову.

В глазах его вспыхнули озорные искорки.

– Ты такая серьезная. Не лучше ли заняться… – прищурился он.

– Нет! – Габби откатилась в сторону. – Мы уже занимались любовью сегодня ночью. Я хочу, чтобы ты это знал.

Квил онемел.

– Не может быть, – наконец прошептал он, но в голосе у него не было уверенности.

– Да.

– Но у меня не болит голова. Я думал… Разве это был не сон?

– Нет.

– Габби, я ничего не понимаю, – беспомощно посмотрел на нее Квил и сдвинул брови.

Обычно ей нравилось смотреть, как он хмурится, а это случалось каждый раз, когда ему предстояло решить какую-то задачу. Он был уверен, что любая головоломка поддается логическому объяснению. Но сейчас она призналась ему в предательстве, а он никак не мог в это поверить.