Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко

в такую погоду в такое время в лесу? Не грибы же собирать с фонариком, ей-богу!

Говорившие находились всего в нескольких метрах от ограды с наружной стороны. Потом я расслышал сказанное одним из них на незнакомом языке, наверное, литовском, что-то такое, этаким решительным голосом, и огоньки исчезли. А почти тотчас увидел тень, протискивающуюся сквозь забор.

Я отступил за растущую рядом ель, чьи лапы спускались до самой земли, и затаил дыхание. Несколько секунд спустя мимо меня одна за другой, мелко семеня, прошли две фигуры, почему-то вжимая головы в плечи, словно опасаясь быть замеченными. Один держал в руке что-то вроде фомки. Это куда же они направляются? А направлялись они к … подвальной двери. Мелькнул прикрываемый ладонью луч фонарика, несколько секунд спустя послышался лязг металла, шиканье одного из «грибников» и словно бы оправдывающийся голос другого. Ещё несколько секунд спустя дверь с тихим скрежетом отворилась, и оба исчезли внутри, не забыв прикрыть вновь тихо проскрежетавшую дверь.

Та-ак, интересно девки пляшут. Это что же, воры, получается? Ну а с какой целью ещё можно крадучись залезть в подвал? Только что они там собрались тырить? Картошку или старую рухлядь, сваленную в подвале за ненадобностью?

Лезть за ними чёрт те куда, да ещё и без фонарика, я посчитал ненужным риском. Опять же, услышат скрип двери, поймут, что кто-то идёт по их следу, могу начать стрелять… Ну а кто знает, вдруг у них стволы при себе, вдруг это воры новой формации, не гнушающиеся «мокрухи»? В любом случае фомка в умелых руках – серьёзное оружие. Так что уж лучше я тут ещё постою, тем более что дождик вроде как стал потише, можно сказать, чуть моросит. Кроссовки к тому же качественно пошиты, ноги до сих пор сухие.

Но я могу простоять час, пусть два, а дальше – извините. Мне выспаться надо, у меня завтра бой. Так-то могу спать хоть до обеда, наша пара выйдет на ринг последней.

Надеюсь, эти двое в подвале не слишком долго задержатся. Иначе придётся споро двигаться на вахту к дежурному милиционеру и объяснять ситуацию, и дальше пусть сами разбираются.

Чу! Дверь медленно, с уже ставшим почти родным тихим скрежетом приоткрылась, и один за другим из подвала выбрались двое «грибников». Один что-то держал в правой руке, прижимая её к боку, второй шёл всё с той же фомкой. Также крадучись, они двигались в сторону забора, откуда пришли. Тут-то я и появился перед ними, заступив дорогу.

– А ну-ка, граждане, рассказывайте, что это вы ночью по подвалам шаритесь?

Тот, что прижимал к себе папку (вроде бы это была тёмная папка, хотя я мог и ошибаться), не поворачиваясь к напарнику, что-то негромко сказал на литовском, и тот вдруг резко рванул на меня, замахнувшись фомкой. В последний миг я успел отскочить назад, и железный крюк просвистел в сантиметрах от моей головы. В тот же миг успел заметить, как обладатель папки резко стартанул в сторону ограды. Врёшь, не уйдёшь!

В пару прыжков я догнал его, когда он уже протискивался между прутьев, в этом месте, как оказалось, отогнутых, так что в образовавшийся прогал вполне мог пролезь человек средней комплекции. Схватил пятернёй за шиворот плаща, так, что тот затрещал, и резко втянул обратно. Папка выпала из рук ворюги, и я тут же толкнул его на неугомонного обладателя фомки, которой тот уже вновь норовил огреть меня по черепушке. Толчок был такой силы, что свалил обоих, причём обладатель папки оказался сверху. Зазвенела упавшая на мокрую брусчатку фомка, которую я тут же подобрал и с угрожающим видом занёс над лежащими.

– Ну-ка хорош дурить, иначе ноги обоим переломаю. Лежим и не дёргаемся.

Я подобрал папку. Обычная, картонная, только очень старая папка, без каких-либо надписей, и что любопытно – с кожаными тесёмками. Что внутри – выясним потом. Сейчас моя задача – сдать задержанных в руки правосудия. Кстати, вот они пусть и выясняют, что там.

– А теперь медленно встаём и двигаемся к центральному входу. Учите, при попытке побега вот эта железяка догонит. А если промахнусь, то сам догоню, бегаю я хорошо… Так, а чего я, собственно, усложняю… Ну-ка, ты, – обратился я к неудавшемуся беглецу, – снимай поясной ремень. Снимай-снимай, штаны, если что, руками попридержишь. А теперь вяжи руки своему дружку. Хорошо вяжи, я проверю.

Через пару минут мы уже входили через центральный вход, где я столкнулся нос к носу с Лукичом.

– Женька, где тебя носит!.. А кто это?

– Потом объясню. Сначала отконвоирую их к дежурному милиционеру.

Редкое явление – сержант в таком возрасте. На вид ему было около тридцати. По идее мог бы быть уже лейтенантом, а то и капитаном. Однако дело своё он знал туго, выслушав моё краткое объяснение, тут же сковал руки недавнего обладателя фомки наручниками за спиной, так что теперь оба не могли причинить никому вреда, после чего позвонил вышестоящему начальству.

А у меня появилась возможность рассмотреть эту парочку получше. Тот, что пытался проломить мне череп, был небрит, тонкие губы сжаты, глазки маленькие, лоб под кепкой скошенный – вылитый уголовник. А вот второй выглядит не в пример интеллигентнее. Но такая ненависть во взгляде, что даже я невольно поёжился.

– Пока побудьте здесь, вам, наверное, придётся дать показания как свидетелю, – попросил меня сержант.

– Понял, подожду… А интересно всё-таки, что в этой папочке, ради которой они среди ночи потащились в подвал.

– Этим пусть следователь занимается, он скоро подъедет. Граждане задержанные, документы при себе имеются?

«Уголовник» отвёл взгляд в сторону, ничего не ответив, а вот «интеллигент» сквозь зубы процедил:

– Паспорт во внутреннем кармане пиджака. Можете сами достать.

Сержант так и поступил. Согласно документу, «интеллигента» звали Йонас Казлаускас. У его дружка документов не оказалось, то Казлаускас сказал, что его зовут Марюс Сепарс.

– Ага, понятно, – кивнул сержант. – А что в папке?

– Бумаги, – после некоторой заминки негромко ответил Казлаускас и опустил голову.

– Что за бумаги?

– Архивные, – после ещё более долгой паузы сказал задержанный.

Сержант с сомнением посмотрел на папку, но всё же развязал тесёмки. Открыл… Я заглянул через его плечо. На меня с маленькой чёрно-белой, порядком выцветшей фотографии смотрел мужчина средних лет в одежде, напоминавшей форму полицейского. Всего было два листа, заполненные ровным почерком на, подозреваю, литовском языке, так что для меня это виделось просто филькиной грамотой. И на каждом сверху красовалась чёрная свастика.

Следователь и сержант, оба с кобурами на поясах, из которых торчали рукоятки ПМ, а