Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я - Андрей Валентинов

– Не понимаю, – вновь соглашаюсь я.

Уткнулся Любимчик лицом в ладони, головой рыжей мотнул.

– Уеду! На запад, к Энею и Протесилаю, буду на Океан смотреть! Лучше Океан, чем... чем...

Вино, густое, лучшего местного винограда, почему-то отдавало гнилью...

Прощай, Айгиала!

Хайре!

И ты, Сфенел, прощай...

...И не было сил даже поставить чашу, даже уронить ее на пол. Почему я не остался на Фимбрийской равнине – вместе с малышом, с Аяксом, с Фремонидом Одноглазым? Прав Любимчик, все мы – трусы!..

И мама тоже права – нужно умирать вовремя!

– Эге, Диомед! Да чего с тобой такое?

Отвернулся я от его протрезвевшего взгляда.

– Ничего... Заживет!..

Мы пришли слишком рано. Гелиос Солнцеликий еще не успел на своей золотой колеснице к полудню.

– Вольно-о-о-!.. Щиты к ноге-е-е!

Обе сотни выстроились у опушки. Густой, подернутый осенней желтизной лес покрывал крутой склон, расползаясь влево и вправо, по всей горной гряде. Такое я уже видел – в Этолии, и позже – в горах Антиливана.

– Лучники! – поморщился лавагет Ром, кивая на молчаливый лес. – Отойди бы подальше, ванакт!

Я пожал плечами. Беречься всегда надо, но здесь мы не враги – гости. Да и не пробьет стрела с кремневым наконечником панцирь – даже с полусотни шагов.

– А хороши, Тидид! – усмехнулся Идоменей, глядя на замершую фалангу. – Не зря учили!

Я тоже улыбнулся. Не зря! И пусть шлемы съезжают набок, пусть копья торчат, как пшеница после бури... Впервые я взял с собой в поход давнов. Уже не волков – людей. А ведь еще полгода назад они даже меч боялись взять в руки!

...А вот море давны до сих пор не любят – как я когда-то. Зато певкеты и мессапы охотно топают по черным палубам. Недавно первая пентеконтера с моряками из вчерашних охотников и собирателей кореньев лихо прошлась вдоль всего побережья.

– Бронза! – уже без улыбки проговорил Минос Идоменей. – Понимаешь, Диомед?

Бронза?

– Олово хрупкое, медь – мягкая. Нас, ахейцев, мало, горстка всего. А они пока еще дикари. А вот вместе!..

Я поглядел на застывший у дороги строй, на молодые, слишком уж серьезные лица...

«Звонкий камень» на плечах таскать – не шутка!

– Еще не бронза, Идоменей. Но станут. И бронзой, и железом...

– Они пришли, ванакт!

Я кивнул. Солнцеликий в зените. Ожил желтый лес.

– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!

Размахивали копьями, рассекали воздух деревянными палицами, трясли кремневыми топорами. Высокие, широкоплечие, в звериных шкурах, босые.

– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а! Бр-р-р-р-рути-и-и-и! Бар-р-р-р-р-р-р-ра-а-а-а!

Не строй – толпа. Но с такой толпой даже Золотые Щиты не спешили бы скрестить копья. Рядом негромко хмыкнул Ром Эматионид. Я понял его, моего лавагета. Почти половина тех, что нас встречали – женщины. В таких же шкурах, с такими же кремневыми топорами.

Брутии – гроза здешних гор. Непобедимые, страшные, жестокие.

– Бар-р-р-р-р-ра-а-а-а-а-а!

Я оглянулся, поднял руку. Серебристым криком грянула труба. Глухо загремели бронзовые щиты.

– Ар-гос! Ар-гос! Дав-ны! Дав-ны! Дав-ны!

Знай наших!

Толпа замерла. Кто-то высокий, не в шкуре – в цветном, шитом золотом плаще, закосолапил ко мне.

Пора! Поправил фибулу на плече, шагнул навстречу.

– Будь силен!

– Бар-р-ра! Будь силен и ты, Маур-р-рус!

Плащ сидел на этом парне, как на быке – женская хлена. Медвежья шкура была бы ему более к лицу.

– Пр-р-рисоединяйся к нам, непобедимым бр-р-рутиям, деус Маур-р-рус! Вместе мы р-р-расщелкаем этих тр-р-русов луканов! Мы поделимся с тобой добычей, мы постр-р-роим тебе жер-р-ртвенник из камня, ты выбер-р-решь себе самую кр-р-расивую девушку!..

Ну, конечно! За тем сюда и шел.

– Луканы не достойны называться людьми, называться мужчинами. Мы – не р-р-разбойники, деус Маур-р-рус! Те из луканов, кто достоин дер-р-ржать в р-р-руке копье, сами пр-р-риходят к нам!..

Брутии и луканы – извечные враги. Лесные охотники, живущие в шатрах из звериных шкур – и пахари, умеющие строить большие села за густыми частоколами. От их постоянных войн содрогалась земля.

– Слыхал ли ты, деус Маур-р-рус, что подлые луканы дер-р-ржат в р-р-рабстве своих же сор-р-родичей, пр-р-родают их за долги в чужие кр-р-рая? А мы – вольные люди, мы – непобедимые бр-р-рутии!..

Распелся! А вот в последней войне эти самые подлые все-таки расколошматили непобедимых. Потому-то меня и позвали – для того, чтобы деус Маурус Великое Копье подсобил. Или...

– Если же ты пр-р-редложишь нам заключить мир-р-р, то этот мир-р-р должен быть поистине спр-р-раведливым – и в нашу пользу, ибо нет такой обиды, котор-р-рую бы не нанесли нам подлые луканы!..

Я будто бы случайно оглянулся, еще раз полюбовавшись ровным строем моих давнов. Детина в плаще тут осекся, принялся чесать пятерней свою буйную гриву.

Задумался.

Воевать я, конечно, не собирался – ни с теми, ни с другими. Но мирить давних врагов следовало только так – с войском за спиной.

Будь силен!

– Вот я и говорю, деус Маурус, что мир...

Ага, уже не рычит! Только вот беда – мирились брутии с луканами постоянно – и тут же вновь принимались за старое. Тут бы чего понадежней придумать!

...С этого я и начал – с соглашения о мире. К чему Великое Царство? Пусть каждый живет особо, но не режет соседа. Ссоры разбирал я лично – или посылал Идоменея. Все окрестные племена уже год как отложили копья в сторону – кроме этих.

– Так вот я и говор-р-рю, деус Маур-р-рус, что мир-р-р должен быть спр-р-раведливым!

Все-таки рыкнул напоследок! Но это ничего, а вот что луканы скажут?

– Луканы говорят, ванакт, что мир должен быть поистине справедливым – и в их пользу, ибо нет такой обиды, которую бы не нанесли им подлые брутии.

– Ясно, Ром!

– Тут такое дело, ванакт. Это два союза. Живут не очень дружно, давно бы, поди, разбежались, но война сплачивает и тех, и тех. Каждую осень брутии нападают на села луканов, чтобы захватить урожай. А зимой луканские вожди собирают молодежь и идут в лес – брутиев гонять. Кстати, луканы часто убегают к брутиям – если подати платить надоедает, а брутии...

– Да-а... А что, у луканов действительно продают людей за долги?

– Продают, ванакт. Но брутии тоже хороши!