Семья - Тони Парсонс

А потом наконец снимал с машины табличку такси и отправлялся домой, в маленькую квартирку, где сквозь тонкие, как вафли, стены просачивались запахи чужой жизни, в том числе дежурный запах жаренной с перцем баранины, и долго смотрел на спящих жену и ребенка, и ощущал такую любовь, которую невозможно передать словами, и желал лишь одного: никогда с ними не расставаться. Но тут его глаза начинали слипаться, и Паоло, словно пьяный — то ли от усталости, то ли от любви, — падал на кровать и засыпал как убитый.

Меган зашла в клинику проведать доктора Лауфорда, и ей показалось, что они не виделись много лет, хотя со времени их последней встречи прошло всего несколько месяцев. Сколько лет ему было? Наверное, за пятьдесят? Он казался стариком, словно его тело было насквозь пропитано болезнями, от которых он лечил других людей.

— Уходите в частный сектор, — сказал он Меган, приняв ее в кабинете. — Уходите отсюда и больше не возвращайтесь.

Сперва женщина подумала, что он шутит, но потом поняла, что ему не до шуток.

От него пахло все тем же: сигаретами, сыром и маринованными пикулями. Когда-то этот запах казался ей отвратительным, а теперь она поняла, что очень по нему соскучилась. Соскучилась по самому доктору Лауфорду, по его благородству и мудрости, которые скрывались под его дешевыми костюмами и под вечным облаком табачного дыма, который его окутывал.

— Уйти в частный сектор? — машинально повторила она. — А с какой стати мне туда уходить?

— Потому что здесь ничего не меняется. — Лауфорд отпил глоток чего-то коричневого из пластикового стаканчика. — Пациентов, как всегда, слишком много. Докторов, как всегда, слишком мало. Времени, как всегда, не хватает. У вас были причины сбежать отсюда? Так вот, по тем же самым причинам уходите в частный сектор.

Меган почувствовала, что краснеет.

— То есть вы хотите сказать, что я отсюда сбежала?

— Я вас за это не критикую. И ни в чем не обвиняю. Вся эта тягомотина вас доконает. Знаете, как называют такую ситуацию врачи? Свет горит, а никого нет дома. У вас есть ребенок, и вам надо думать только о нем.

Раньше Меган и вообразить не могла, что доктор Лауфорд будет выталкивать ее в частный сектор. «Пойти к частнику» — такова была мечта любого пациента их клиники. Пойти к частнику значило примерно то же, что выиграть в лотерею: каждый верил, что когда-нибудь обязательно это сделает, то есть покончит наконец с очередями и нервотрепкой Государственной службы здравоохранения. И доктора, очевидно, тоже все без исключения мечтали уйти в частный сектор, только Меган они об этом не говорили. Произнести вслух такие слова значило сказать что-то святотатственное.

— Там вы тоже будете помогать людям, — продолжал Лауфорд. — И кто знает, может быть, там вы поможете гораздо большему числу людей, чем здесь? Вообще как оценить, какую пользу мы реально здесь приносим? Выписываем антибиотики, как конфетки, вот и все. А вы, кажется, никогда не были сильны в поточной медицине. Пять минут на пациента, и — прошу вас — следующий! — Вспомнив того зеленого и упрямого ординатора общей практики, каким еще недавно была Меган, доктор Лауфорд даже заулыбался. — Вы всегда относились к пациентам по-человечески.

Лауфорд накорябал что-то на рецептурном бланке, как будто Меган пришла сюда исключительно ради того, чтобы получить от него фамилию и номер телефона какого-нибудь частного светила.

— Я считаю, что вам надо попытать удачу в области гинекологии. Стать одной из тех умненьких докторш с Уимпол-стрит или с Харли-стрит, которые после рождения ребенка могут позволить себе трехмесячный отпуск.

Меган взяла листок бумаги у него из рук.

— Просто вы не хотите, чтобы я здесь работала. — Она не смогла скрыть горечи, прозвучавшей в голосе.

— Я хочу, чтобы вы были счастливы, — ответил он и, в свою очередь, не смог скрыть в голосе теплоту и искренность. «Я ему нравлюсь», — подумала Меган. Но тут он посмотрел на часы и быстро прикончил коричневую жидкость из пластикового стаканчика. — Нам пора закругляться.

Меган наскоро пожала ему руку. Любая другая форма физического контакта — объятия, поцелуй — казалась немыслимой. Потом Лауфорд со знанием дела выпроводил ее из кабинета и назвал имя следующего пациента. А ей еще так много хотелось ему сказать! Поблагодарить, уверить в том, что без него она бы никогда не стала настоящим доктором, что она обязана ему всем. Но Лауфорд уже повернулся к ней спиной: помогал войти в кабинет какому-то шаркающему старику.

В приемной, как всегда, толпился народ, и многие при виде Меган заулыбались. Вот, например, женщина с маленьким ребенком пытается на минутку отцепиться от своего отпрыска и ее поприветствовать.

— Здравствуйте, доктор!

— Миссис Саммер!

Женщина с гордостью показала ей живот. Судя по всему, она была на шестом месяце беременности.

— Я слышала, что вы уезжали. Как хорошо, что вы снова вернулись! — Теперь женщина потерла живот. — Надеюсь, вы мне с ним поможете.

— Я бы с радостью! — ответила Меган, а затем объяснила, что она здесь больше не работает, а в клинику зашла, чтобы проведать бывшего руководителя. Миссис Саммер выслушала новость с крайне удрученным видом, однако затем храбро улыбнулась Меган и пожелала всего наилучшего.

Здесь точно такие же люди, как и везде, думала Меган, шагая по коридору. В них можно найти точно такую же доброту и благородство, как и в других, более счастливых и богатых людях. Взять хотя бы миссис Саммер, или Дейзи, или боксера. Или доктора Лауфорда. Ей бы очень хотелось покинуть клинику безо всяких сомнений и сожалений, но призраки прошлого хватали ее за рукава и беззвучно кричали, что она бежит от всего, во что когда-то верила.

«Я не могу спасти всех этих людей, — думала Меган. — Посмотрите на меня. У меня едва хватает сил, чтобы присмотреть за своей дочерью».

И уже на выходе ей бросилось в глаза еще одно лицо, тоже хорошо знакомое. Уоррен Марли поднимался по лестнице, и в его взгляде она прочла все ту же неизбывную ненависть и жажду насилия.

Меган торопливо перебежала дорогу, не обращая внимания на транспорт, и вокруг нее со всех сторон загудели клаксоны. На другой стороне улицы ее ждала Джессика на своем стареньком побитом «Пунто». Меган быстро юркнула в машину и бросила взгляд на заднее сиденье, где мирно посапывали в детских переносных постельках маленькая Вей и Поппи. И когда они уже отъезжали, она увидела, что Уоррен Марли все еще стоит на ступенях клиники, и загруженную транспортом улицу между ними можно сравнить с рекой, которую он не может перейти. Меган поглубже забилась в пассажирское сиденье, нащупала в кармане бумажку с адресом и телефоном и не стала больше оборачиваться.

Ее сестры о чем-то спорили.

Из другой комнаты Кэт слышала, как их голоса становились то громче, то тише, а иногда это напоминало настоящую перебранку. Кэт уложила Поппи в переносную кроватку и застегнула на молнию. Маленькая Вей лежала здесь же, тоже застегнутая на молнию и готовая вот-вот погрузиться в сон. Три ее соски — одна во рту и по одной в каждом кулачке — сверкали в темноте.