Подарок от нечистого сердца - Светлана Алешина

«Вот именно, если что-то случится», – усмехнулась про себя Лариса и подумала, как же ей хочется, чтобы случилось.

Покурив, она вернулась в комнату, где Гунин уже покончил с обедом.

– Ну что? – обратилась к нему Лариса. – Я поеду обратно в ресторан, вечером еще раз навещу вас и тогда же привезу ужин.

Гунин кивнул, и в этот момент раздался звонок в дверь. Все замерли и переглянулись.

– Жорка опять, наверное, – шепотом предположила Зина.

Гунин молча показал ей глазами на дверь, веля открыть, а сам встал под стенку с пистолетом наготове. Лариса осталась в комнате. Через отражение в зеркале она видела, как Зина заглянула в «глазок» и спросила:

– Вам кого?

Ей что-то ответили, и Зина открыла дверь. В прихожую прошел молодой человек лет двадцати шести, одетый не просто опрятно, но, что называется, в костюм с иголочки. Аккуратно уложенные волосы его были покрыты гелем. В руках молодой человек держал плоскую черную папку.

– Добрый день, – сказал он и церемонно поклонился. – Вы и есть Зина?

– Да, – кивнула та отступая.

– Понимаете, у вашего отца должны быть документы, которые принадлежат институту, они очень нужны. Вы позволите мне забрать их?

– А… А вы кто? – растерялась Зина.

– Я с кафедры зоологии, сотрудник, меня попросили забрать документы, – пояснил молодой человек.

Зина не знала, что ей делать дальше, и оглянулась. И тут же из своего укрытия шагнул Гунин и, вырастая над незнакомцем монументальной колонной, гаркнул:

– Документы!

– Что? – опешив от неожиданности, переспросил незнакомец.

– Ваши документы! – повторил Гунин, держа пистолет прямо у его лица.

Незнакомец полез в карман, достал документы и, испуганно поглядывая на пистолет, протянул их Гунину.

– Так, – раскрывая паспорт, нахмурился тот. – Матюшкин Дмитрий Сергеевич… С какой целью вы сюда пришли? – не возвращая паспорта владельцу, спросил он.

– Мне нужны документы, которые Виктор Васильевич взял домой, – торопливо заговорил Матюшкин, не сводя глаз с пистолета. – Декан попросил меня сходить к убитому на квартиру и взять бумаги, они нам очень нужны. Простите, а в чем дело?

– Сейчас проедете с нами, там разберемся, – категорично заявил Гунин.

– Куда с вами? – испугался Матюшкин. – Вы кто?

Гунин достал свою книжечку и молча сунул ему под нос. Матюшкин прочитал, поморгал глазами и уточнил:

– А при чем тут милиция? Что я такого сделал? Если документы у вас, то я могу забрать их потом…

– Насчет документов мы разберемся, – отрезал Гунин. – Пройдемте.

Лариса вышла из комнаты и обратилась к старшему лейтенанту:

– Я, пожалуй, поеду с вами.

– Вы остаетесь здесь, – повернулся Гунин к Зине. – Если что, звоните. Мы вам сообщим результаты.

Зина закивала, а Лариса и Гунин, который подталкивал Матюшкина вперед, вышли из квартиры. Лариса села за руль своей «Ауди», а Гунин устроился вместе с Матюшкиным на заднем сиденье, упирая ствол пистолета ему в бок. Машина покатила в управление.

Допрос Гунин взял полностью на себя. Доложив Карташову о том, что «преступник задержан», он усадил Матюшкина в своем кабинете, разрешив присутствовать Ларисе.

Вопросы Гунина разнообразием не отличались. Он снова и снова спрашивал, для чего Матюшкин пришел к Солодову домой. Ответ был один: нужны были документы, декан послал забрать.

– Как фамилия декана? – решилась вставить Лариса, чтобы хоть как-то расширить спектр диалога.

– Борщевский, – тут же ответил Матюшкин и с благодарностью посмотрел на Ларису.

Гунин нахмурился и тщательно записал фамилию к себе в блокнот.

– Так, – проговорил он. – Что за документы?

Матюшкин чуть замешкался, но потом ответил, пожав плечами:

– План работы кафедры, методички…

– А почему послал декан, – спросила Лариса, – а не завкафедрой?

Матюшкин не нашелся, что ответить. Гунин уважительно посмотрел на Ларису, потом перевел взгляд на задержанного и громыхнул:

– Хватит мне дуру здесь валять! Что нужно было?

– Я же говорю, документы, – повторил Матюшкин.

– Так. А зачем в квартире рылись?

– Я не рылся, – нахмурился сотрудник кафедры. – Когда рылся?

– Три дня назад! – отрубил Гунин.

– Не рылся я! – совсем растерялся Матюшкин. – Я вообще первый раз туда пришел. Вот, мне и адрес записали. – Он полез в карман.

– Первый раз, значит? – зловеще спросил старший лейтенант. – А мы это проверим! У нас свидетель есть, который видел, как ты заходил в подъезд Солодова в день его смерти. То, что ты там рылся, это ерунда. А вот убийство…

Он многозначительно посмотрел на Матюшкина.

– Да я не убивал никого! – В глазах Матюшкина появился испуг. – Спросите, он ошибается, наверное, ваш свидетель, я вообще же здесь первый раз. И не залезал никуда я, зачем? Просто пришел, спросил… Вежливо все. А вы меня сразу в милицию и какие-то нелепые обвинения предъявляете.

– Ах, нелепые, – ощетинился Гунин. – Ну если так, то тогда марш в камеру, а завтра мы тебя предъявим на опознание, вот тогда будет тебе нелепо, вежливо и все прочее.

Он вызвал дежурного. Матюшкин пробовал протестовать, апеллируя в основном к Ларисе, мол, это все незаконно. Но старший лейтенант Гунин следовал букве закона неукоснительно, и обвинять его было бесполезно. Он знал, что имеет право задержать Матюшкина на семьдесят два часа, а за это время его должен опознать сосед Солодова дядя Миша.

Когда Матюшкина увели, Гунин, обращаясь к Ларисе, процедил сквозь зубы:

– Врет!

– Мне тоже показалось, что он что-то скрывает, – согласилась Лариса. – По крайней мере, насчет документов. А насчет погрома в квартире, похоже, говорил искренне.

– Если человек врет, значит, врет! – отрезал Гунин. – Подождем до завтра, пока этот дедок его опознает.

* * *

Дядя Миша из соседнего дома был обстоятельным стариком. Его старческий педантизм был органичен и вытекал из всей его предыдущей жизни – до выхода на пенсию дядя Миша работал в архиве и был склонен к тщательности, проработке деталей, точности. Словом, ко всему, чем отличается образцовый для милиции свидетель.

В прошлый раз он разговаривал с подполковником Карташовым целый час. Дядя Миша очень обстоятельно изложил все, что он видел, с ностальгическими воспоминаниями, приуроченными к его нынешнему рассказу, с лирическими отступлениями вроде предположений о том, какую жизнь вел тот или иной персонаж, которого он ранее лицезрел из своего окна. Разбавил он свой рассказ подробным описанием своей болезни и вытекающих из этого особенностей своей личной каждодневной жизни.